Ваш друг Маргарита
Париж, январь 1790
Я хотела написать Вам вчера, но поскольку г-н и г-жа Монтьель попросили меня доставить им младенцев для игры в хирурга, я вынуждена была отправиться в башню Сен-Жан, где нет недостачи в младенцах. Мне удалось достать троих: двух девочек и одного мальчика, свежеиспеченных, розовеньких, готовых к подаче на стол. Один Сатана знает, что с ними будет. Обычно начинают с глаз.
Когда младенцев случайно не оказывается в башне Сен-Жан, это не страшно: их можно теперь найти всюду и задешево, а то и даром, потому что в наши дни их расплодилось слишком много. Монашки - белые, черные, коричневые или серые - тоже доставляют нам детей, иногда найденышей, а иногда и своих собственных отпрысков, потому что эти лицемерки сластолюбивы как крольчихи. У них обычно рождаются девочки, и не спрашивайте меня, почему. По большей части они беленькие и мягонькие, но не стоит слишком выдерживать их, а лучше сразу пускать в дело, потому что эта нежная белизна - свидетельство их хрупкости, и нередко они умирают, нисколько не послужив. Ищите лучше розовеньких, а не эту алебастровую бледность, возросшую в тени монастырских стен. Приведу Вам в пример Младенца Иисуса, девочку лет семи-восьми, которую я так прозвала, потому что она удивительно напоминала статую Младенца Иисуса из розового воска, перед которой, кстати, она как раз молилась, когда я обнаружила ее в церкви Сен-Рош. Мне без труда удалось ее заманить, и я уже знала, что она понравится мадам Канийа, богатой гарпии, увлекающейся оккультизмом, которая больше всего любит именно таких, как она говорит, «деток из розового воска, особенно приятных силам ада».
Уведомленная мной, мадам Канийа тут же явилась, одетая в крылатый полонез и в широкополой шляпе, похожая в этом обличье на статую Добродетели. Она держала в одной руке тросточку, в другой - сумку из плотной материи, в которой, я знала, был набор вещей самых жестоких. Ни о чем пока не догадываясь, Младенец Иисус во все глаза смотрела на эту красивую даму. Во мгновение ока мадам Канийа кидается на нее как тигр, с необыкновенной ловкостью вставляет ей два годмише и принимается тыкать длинными булавками Младенца Иисуса, которую я крепко держу. Продолжая наносить уколы, мадам Канийа быстро произносит заплетающимся языком то какие-то таинственные угрозы, то истории про демонов и колдовство - я из этих историй ничего не поняла, кроме того, что речь шла о неком заклятии, направленном на уничтожение врага. Младенец Иисус скоро потеряла сознание, истекая кровью. Мадам Канийа окунула пальцы в кровь и облизала их; взгляд ее затуманился. Затем она заплатила и ушла, покинув свою жертву, в раны которой очень быстро проникла зараза, и они стали гноиться. Началась жестокая лихорадка, тело Младенца Иисуса выгнулось дугой, одеревенело, голова запрокинулась очень любопытным образом, при этом челюсти сжались так, что между ними невозможно было просунуть даже ивового листка; на третью ночь она умерла в страшных конвульсиях, сильно скрючив ноги. Молитвы перед статуей не слишком-то ей помогли, поскольку крошка скончалась, причем это самое место у нее было раздутым, фиолетовым, как баклажан, и кровоточило. Правда, что проникновение в столь юный организм не может не сопровождаться ужасной болью и криками. К тому же, вообразите, какого размера годмише пользуется мадам Канийа: они больше и тверже, чем самый крупный уд. Этим всё сказано. Не позволяйте себя разжалобить, потому что если завелась жалость, то куда уж тут наше ремесло?..