– Я? Неприязнью к тебе? Я не разрываю дружбу так легко!
– Мне следовало знать это.
– Кроме того, я врач и не виню людей за то, что они заболели. Как я мог бы винить тебя за то, что ты влюбилась?
– Всем остальным, похоже, это нетрудно.
– Ну, это потому, что их задел твой поступок. Лишь ощущая боль или предвидя ее, мы начинаем отличать дурное от хорошего.
– Правда?
– Я так думаю. А ты?
Мы подошли к скамье возле оранжереи и сели. Стелла запрокинула голову и закрыла глаза.
– Я так устала, что не способна думать.
Несколько минут мы сидели молча, потом Стелла сказала, что чувство простой дружбы – это блаженство, она не сознавала, как нуждалась в ней.
– Каковы твои отношения с Чарли? – спокойно спросил я.
Стелла открыла глаза.
– Дорогой Питер, – произнесла она негромко. Она была признательна мне за тактичность, за то, что я не спросил про ее отношения с Максом; сказала, что я понял, какие отношения действительно важны. – Я возвращаю его себе. Он хочет любить меня.
– Я буду скучать по тебе, – сказал я.
– Значит, ты уже слышал?
– О Кледуине? Да.
– Знаешь, что это за место?
– Проведывал там пациента однажды. Одни овцы и трактора. Боюсь, тебе там не понравится.
Стелла улыбнулась.
– Овцы и трактора. Я стану сельской жительницей, и никто не узнает о моем отвратительном прошлом.
Перед тем как уйти, я сказал Стелле то, ради чего пришел, – что я испытываю громадное облегчение, видя, что она не пострадала.
– Ты даже не представляешь, как пострадала, – возразила она.
– Насколько я вижу, ты в целости и сохранности.
Стелла коснулась груди.
– Но не здесь.
– Исцелишься, – сказал я.
– Пожалуйста, навещай меня хоть иногда, – попросила она. – Ты мой единственный друг.
Я пообещал, а потом, когда уходил, она спокойно спросила, не знаю ли я, где Эдгар.
Я ответил, что нет.
Впоследствии Стелла сказала, что ее очень обрадовал мой визит, что с ним исчезла какая-то беспросветность. Она надеялась до отъезда в Уэльс найти во мне серьезную поддержку, подготовиться морально к тому, что ее ждало.
В последующие дни я часто навещал Стеллу. Она была откровенна со мной насчет своих отношений с Максом, сказала, что Макс испытывает отвратительное злобное удовлетворение, видя, как она страдает из-за последствий своей измены. Кажется, он постоянно дает ей понять – сама виновата. «Черт с тобой, – думала она, – я это вынесу, но не примирюсь с твоим ложным спокойствием, видимостью беспристрастности и отвратительным моральным превосходством, которое она маскирует». Макс непременно будет демонстрировать свое великодушие, однако ни за что не даст ей забыть, что она причинила ему боль, вернее, публично его унизила, и будет колоть ее этим, когда ему вздумается. Он считает, сказала Стелла, что такая порочная женщина, как она, не вправе протестовать против его ядовитых уколов. «Это мы еще посмотрим», – думала она и вздергивала подбородок, готовясь к самому худшему.