Поезд дергается, и я возвращаюсь к реальности. Снова рывок — и меня отбрасывает в другую эпоху. Все еще одиннадцатое июля, но 1922 года.
Я смотрю на часы — почти семь. Надо одеваться и идти в бар. Разберусь с ужином и займусь разработкой плана, как вернуть Клео улыбку.
— Ты — Афродита! — говорю я, втискиваясь в шуршащее платье и добавляя побольше блеска на губы.
Туфли на каблуках. Впервые за столько лет. Что еще мама упаковала? Браслет со стразами на серебряной застежке. Маленькую бутылочку «Опиум». Хорошо. Это для меня в новинку: «Женственная. Притягательная. Таинственная». Прямо Анита Добсон по дороге на церемонию чествования звезд сериалов.
Мячиком отлетая от стен, я продвигаюсь вдоль вагонов, стараясь не вступить в чрезмерную близость с мужчинами, мимо которых прохожу, и размышляю о правилах этикета относительно продвижения по коридорам. Должны ли мужчины утыкаться в стену, чтобы ты протиснулась у них за спиной? Стивен говорил, что проводник никогда не должен поворачиваться к пассажиру спиной. С другой стороны, хочу заметить, что большинство проводников столь красивы, что проскальзывать мимо них лицом к лицу — совершенно не в тягость.
За пять вагонов только один пассажир воспользовался непредсказуемостью движения поезда. Я бы и не возражала, если бы не потеряла целых три бисеринки от столкновения с пряжкой его ремня.
Бар старомоден и ослепителен. У меня мурашки бегут по спине, когда я вхожу, — заходящее солнце отбрасывает золотые отсветы на пыльно-розовые сиденья и низкие столики красного дерева, а если прищуриться, то человек, который сейчас попивает аперитив, облокотившись на мини-фортепьяно, превратится в Грегори Пека.
Конечно, есть здесь и человек, которого не нужно приукрашивать, — Тайлер. Он и так красавчик хоть куда, но в смокинге… Если когда-нибудь решат сделать Джеймса Бонда блондином, я знаю, на кого он будет похож. Мне приходит в голову замечательная идея: а если его свести с Клео? По моим рассказам он ей уже нравится — ничто так не помогает от душевных невзгод, как внимание привлекательного миллионера. Ха! Мне уже лучше. Я даже не против, когда Тайлер целует мне руку, потому что теперь смотрю на него глазами Клео.
— Позволь тебя проводить? — Тайлер предлагает мне руку.
Я принимаю ее и улыбаюсь. Пианист начинает напевать: «И мы как будто влюблены…»
Мерное покачивание вагона и перестук колес становятся еще заметнее сейчас, когда я лежу в темноте, — мне кажется, что все мои суставы распадаются, а потом со щелчком возвращаются на место. Я вновь смотрю на часы — полседьмого утра. Благодаря настырному храпу моего соседа справа, я не могу заснуть с пяти утра, но меня это почему-то не огорчает. Купе стало очень уютным после того, как его превратили в спальню. Вчера к моему возвращению огни уже были приглушены, постель застелена, на подушке — моя пижама, а на маленьком прикроватном коврике — пара одноразовых тапочек. Не хватало только трупа и Эркюля Пуаро.