— …Это была настоящая пытка. Ни за что не согласился бы пройти через это снова. Хочу тебе сказать, — Никос посмотрел на нее в упор, — сдерживаться, как я себя заставил сдерживаться, было сплошной мукой. Я ужасно хотел тебя. — Он судорожно вздохнул. — Господи, да ты себе представить не можешь, что это такое, Андреа mou, — ты, такая прекрасная, лежишь передо мной и хочешь меня, а я не могу овладеть тобой. Это была пытка, настоящая пытка! — Никоc тряхнул головой. — Больше такого не будет, обещаю тебе!
Он внезапно выпрямился.
— Но я знал: тебе нужно освоиться. Это была твоя ночь, Андреа mou, но сегодня будет моя…
Никос рывком притянул ее к себе и подхватил на руки.
Размышляя позже, целую вечность спустя, Андреа подумала, что именно эта неприкрытая, буйная страсть заставила ее поверить ему. Когда он, бросив ее на широкую кровать, навис над ней и, вжав ее руки в подушку по обе стороны головы, стал жадно целовать в губы, чувство счастья охватило Андреа, такое сильное, что она чуть не задохнулась.
Никос молниеносно стянул через голову свою рубашку, потом ее футболку, умудрившись заодно каким-то ловким движением расстегнуть ее бюстгальтер. Груди вырвались на свободу, и он, зарычав от удовольствия, зарылся в них лицом.
Андреа сотрясала дрожь ожидания, а он целовал и покусывал то один, то другой сосок, пока они не стали твердыми как сталь. Господи, какое же это было наслаждение — чувствовать под пальцами его гладкую, твердую спину, ощущать на себе тяжесть его тела!..
Он оторвался наконец от груди и, часто-часто целуя живот Андреа, стал расстегивать молнию на ее джинсах, а расстегнув, тут же запустил туда руку. Она тихонько вскрикнула, пронзенная тысячами молний.
В спальне было темно, ее безвкусная роскошь не мозолила глаз, а атласные простыни так приятно касались ее обнаженного тела — джинсы и трусики куда-то подевались. Андреа обнаружила, что Никос тоже успел раздеться и очень возбужден. Никос ее хочет! Этого ведь не сыграешь!
Куда только подевались ее былые страхи? Словно тигр из клетки вырвалось на свободу такое жгучее и откровенное желание, что Андреа, не испытывая больше ни робости, ни стеснения, протиснула руку между ним и собой и обхватила его возбужденную плоть.
Никос застонал, и по ней пробежала волна желания.
— Все, больше не могу, — прорычал он и провел рукой по ее животу. Андреа, с бешено бьющимся сердцем, с кипящей в жилах кровью, не ощущая ничего, кроме желания, сама направляла его, подавшись к нему, ожидая его, зовя его. — Сейчас… — пробормотал он и, не давая ей больше шевелиться, пригвоздил обе ее руки к подушке по обе стороны головы.