А вообще – хорошо, что другие не поехали, хорошо, что их столько, сколько набралось. Десяти без пяти минут старшеклассников вполне достаточно, чтобы тихая столица Эстонии запомнила их приезд надолго.
Маргарита Викторовна приоткрыла глаза. Поезд Москва – Таллин несся в темноту, колеса постукивали на стыках, сидячий вагон дремал, ребята клевали носом, хотя с вечера договаривались не спать ни в коем случае! «Кто ж уснет сидя!» – бурчал Айк в телефонную трубку, когда его мама позвонила последний раз перед границей. Василевский собирался отмечать стихотворениями Игоря Северянина каждый километр до границы. Но сейчас он спит, неудобно повесив голову. Черная книжечка стихов известного поэта Серебряного века сползает с его колена. Обе Натки уснули, склонившись друг к другу. Акопян дремлет, запрокинув голову. Вадим даже во сне хмурит брови, вероятно высчитывая очередную формулу. И только Лена Голубева смотрит в окно. Длинные русые волосы взлохматились на затылке. Весь вечер Василевский с Таней Ким спорили. Ни о чем, просто перебрасывались словами, этим они занимаются постоянно, когда не читают свои любимые книги. Лена вертела головой, словно пыталась отследить взглядом перелетающий туда-сюда воображаемый пинг-понговый мячик разговора. Теперь волосы стоят у нее на затылке сбитым колтуном, как маленькая корона.
А за окном ночь. Скоро граница, таможенники, надо хотя бы немного поспать. Маргарита Викторовна мазнула взглядом по своему отражению в окне. Что-то их ждет в Таллине? Удастся ли поездка?
Разбудили их как всегда в самый сладкий момент сна. Во сне ты докопался до чего-то сокровенного или твой враг попросил пощады посреди сурового поединка, а тебя уже трясут за плечо, кричат совсем уж несуразное:
– Готовим паспорта!
Ребята нехотя разлепляли глаза, непонимающе глядя в темные окна поезда.
– Сколько времени-то? – потянулся Айк, привычно вскидывая руку с дорогим хронометром на тяжелом железном браслете.
– Тебе по-каковски? – зевнул огромный Борзов, и кресло под ним опасно скрипнуло. – Оне ж, басурмане, по другому времени живут.
– Вы тут особенно не выступайте, – напомнила Маргарита Викторовна. – С чувством юмора у пограничников плохо. Будете потом точить свои языки.
– А если таможенник будет красивый, ему об этом тоже не говорить? – томно произнесла Ната Михеева.
– Смотрите, собачка!
Тамбурная дверь распахнулась, впустив огромную немецкую овчарку. Собака сунула нос в один пролет между креслами, в другой.
– Тише! – напомнила учительница, но вся ватага подалась в проход, чем вызвала недовольство пограничника: