– Силы много, иногда, когда злюсь или обижаюсь, не знаю, куда деть, приходится заземляться.
– Ты не ответила на мой вопрос. Ты человек?
– Человек, человек, не надо меня бояться, Вадик. Это так ранит, ты просто представить себе не можешь. Привыкну, конечно, время нужно. Ты не думал, что можно быть не только человеком, а еще и частью чего-то большего – мира, травой, деревьями, аистами, например… И перетекать из одной сущности в другую… И не представлять угрозы? Сила, конечно, всегда власть, но иногда она всего лишь власть над собственной жизнью. Или телом. Допускаешь такое? Что можно никем не быть или всем, не знаю уж, как это объяснить. Люди придумали, что они венец творенья, поэтому выше всего на земле, а это не так… Ты даже не представляешь, насколько это не так… Ладно, понимаю, все слишком… неожиданно. Сама виновата. Не удержалась. Они, – она махнула рукой в сторону аистов, которые все прибывали, опускаясь на луг, – так красиво летели. Злюсь сейчас на себя. Знаешь, я как одна маленькая девочка. Хочешь, расскажу? Ничего чудесного, но многое объясняет. Хочешь?
Вадим кивнул.
– Так вот, у меня в доме есть соседи, пожилые евреи. Их дети уехали в Германию, ну а они не смогли, побоялись, что привыкнуть не смогут. Дети обосновались, внуков нарожали и решили навестить родителей. Приехали вместе с дочками. Маленькая еще в пеленках, а старшая девочка уже в начальную школу ходит. Так вот, она первые две недели все удивлялась: «Почему все говорят только на одном языке, это же так скучно?» Там, где она выросла, в маленькой колонии русско-немецких переселенцев, все говорят на двух, а то и на трех языках. Обычное дело. Я тоже из похожего места. Совсем недавно. Языки, правда, другие. Вот и весь секрет. Или почти весь, но это важно, я о сути. Понял? Легче?
Вадим кивнул:
– Откуда это у тебя?
– Природа и дар. В прямом смысле этого слова. Больше не буду ничего рассказывать, ты и так узнал слишком много. Переварить бы.
– Расскажи. Я не болтлив.
– Да хоть бы и болтлив, что с того? Голова-то одна, и та уже гудит. Ладно, я тоже устала, хочу домой. Поехала.
– Прости меня, Таня.
– Не за что. Ты меня прости, напугала. Забудем.
– Не знаю…
– Как хочешь, Вадик… Тебе решать.
Она села в машину, послушно взвыл мотор, модный городской джипик ловко вскарабкался по ухабам и умчался по пустому утреннему шоссе.
Крепкую спину Струганова она приметила издалека. Вадик стоял около павильона оборонного НИИ и с любопытством изучал хитрый прибор для измерения поля. Рядом с ним маячила неизменная Алина. Госпожа Кривенко всегда любила посещать подобные мероприятия. Для нее это лишний повод убедиться в своей исключительности. Она первая заметила Таню: