Эта женщина..., как там ее зовут, - Флоренс, нет, не Флоренс, Шлорида? Флорина, да, ее имя Флорина, приподнялась и села. С се лица не сходило довольное и мечтательное выражение. Она приподняла руками свои тяжелые с темными сосками груди и призывно взглянула на Ропера, предлагая вернуться к прерванным играм Но он продолжал одеваться, не обращая внимания на ее попытки снова возбудить в нем страсть.
- Тебе пора возвращаться в фургончик пока отец не хватился, - сказал Ропер спокойно равно душным тоном
- Да он напился и дрыхнет - ответила она отряхивая с себя солому
- Он может проснуться
- Ну и проснется, что за беда? Он обо мне и не вспомнит.
Ропер подозревал, что так называемый "папаша" вовсе не был ее отцом. Скорее всего они даже не были родственниками. Впрочем, какое это имеет значение. Каждый устраивается, как может.
Флорина оделась, и Джейк помог ей встать, поцеловав на прощание и похлопав по круглой попке.
Как только она ушла, лицо Ропера стало сумрачным и печальным Черт побери как ему не везет!
***
Задыхаясь, Виктория бежала домой, готовая разрыдаться. На полпути ее остановила Эмма
- Я нашла ее, - весело сказала она сестре, все в порядке. Селия никуда не пряталась Она просто сидела на заднем дворе и считала звезды.
Виктория с трудом приходила в себя, прогоняя непрошеные слезы. С чего это ей вздумалось плакать? Да, она была потрясена увиденным, но ведь ничего ужасного не произошло. Она подумала о Селии и вдруг с ужасом поняла, что ни разу не вспомнила о сестре, пока была в сарае. Такого с ней никогда раньше не случалось. Виктория глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Какое счастье что Эмма ничего не поняла и думает что ее волнение вызвано страхом за Селию.
- Знаешь, иногда мне хочется ее поколотить - сказала Виктория слабым голосом.
- Совершенно бесполезное занятие, тебе пришлось бы делать это постоянно. Селия это Селия, и тут уж ничего не поделаешь, - со вздохом ответила Эмма
Виктория и сама прекрасно знала это: Селию не изменишь, и слава Богу.
Вернувшись в свою комнату, она подошла к зеркалу и внимательно вгляделась в собственное отражение. Как странно, она и сама совсем не изменилась. Все то же бледное лицо, как и в шестнадцать лет. А ведь ей пришлось пережить войну, голод и отчаяние. Стоило ей вспомнить прикосновение рук майора, как тошнота вновь подступала к горлу. Но тут перед ее глазами предстала другая картина, и отвращение сменилось острым чувством тоски.
Джейк Ропер, с напрягшимися мускулами, охваченный страстью и блаженством. Женщина, сжимающая его в объятиях. Ее пальцы, впивающиеся в его плечи, ее откинутая в экстазе голова. Их совокупление было яростным и страстным, и все-таки в нем ощущалась нежность