Время от времени Кэте ощупывала одну из черных вертикалей, чтобы убедиться, что это дерево. Она чувствовала кору, шершавую, неровную. На ладони у нее оставалась смола.
Один раз она остановилась, подождала, пока и Хайншток остановится, прошла три шага, чтобы оказаться рядом с ним.
— Ты думаешь, он приказал его убить? — спросила она тихо, почти шепотом.
— Исключено, — сразу же ответил Хайншток, не понижая голоса. — Это ты выбрось из головы.
Он сказал это так, что Кэте решила раз и навсегда отбросить эту самую черную из своих мыслей.
«Без Венцеля я бы пропала», — подумала она.
Внизу, где кончаются ели, над ручьем есть луг, заросший арникой. Когда-то там было ущелье, а в нем — заросли ольхи, еще до того, как насадили сосну, этот скучный молодняк. Поэтому всюду, где земля не засыпана иглами, растут лесные фиалки и купена, мох и аронник.
Он обернулся к ней и спросил:
— Чувствуешь, как пахнет?
— Да, — сказала Кэте. — Как странно, этот цветочный запах здесь, в лесу.
— Это лунники, внизу у ручья, — сказал Хайншток, — Они цветут до поздней осени. И сильней всего пахнут ночью.
Он старался теперь идти так, чтобы срывать попадавшуюся тут и там дикую герань, звездчатку, дрему, волчник, медвежий лук, норичник, валерьяну, аконит, цирцею, молочай, не забывал и дикие орхидеи, ятрышник, любку; выйдя из лесу, он побрел по известняку, собирая дубровник, яснотку, герань, солнцецвет, камнеломку, бедренец, живучку, пока не собрал прощальный букет, который она еще долго будет вспоминать.
«Йозеф Динклаге сейчас укладывает вещи, — подумала она. — Возможно, уже завтра он будет на пути к Везуве. Туда, где летают бумажные змеи».
Сев на пни, они стали смотреть на хутор Хеммерес, белевший на фоне темной стены гор на противоположном берегу Ура. Света не было видно, но наверняка не из-за светомаскировки, а потому, что хозяева Хеммереса уже спали.
— Там еще лежат вещи Шефольда, — сказала Кэте.
Хайншток пожал плечами.
— Знаешь, что они с тобой сделают, когда ты окажешься там, — сказал Хайншток, и слова его прозвучали не как вопрос, а как утверждение, — Они отправят тебя в лагерь для интернированных. А после войны бельгийцы вышлют тебя обратно в Германию. Вот и все, что из этого выйдет.
— Ах, оставь! — сказала Кэте.
Наверно, он был прав. Но не стоило отравлять ей последние полчаса.
— Как-нибудь уж я устрою, чтобы остаться там, можешь быть уверен, — сказала она. — А если мне действительно придется вернуться, то лишь для того, чтобы сразу снова уйти.
— Ты знаешь, где меня искать, — сказал Хайншток.
Словно извиняясь за то, что уходит, она показала в направлении, в котором собиралась двигаться дальше, и сказала: