Он сделал, как велела Энни: размочил печенье в воде, раздавил его на мелкие водянистые крошки и стал заталкивать пальцем в ротик младенца, старательно избегая двух маленьких зубов. Очевидно, младенец уже изучил такой способ еды, потому что знал, что ему делать. Снова воцарилась блаженная тишина.
Рейф продолжал внимательно наблюдать за Энни, переходящей из одного вигвама в другой с котелком чая из ивовой коры. Двое мальчишек смотрели на него так, будто у него было две головы. Вероятно, воины апачей не нянчатся с мла-денцами. Он мог понять почему.
Младенец определенно был мокрым на ощупь. Обречен-но вздохнув, Рейф начал разворачивать его. В конце концов, нельзя же продолжать наугад называть его «он». Пора уточнить: он это или она.
Это оказалась она. К счастью, она была всего лишь мокрой, не более того. Голенькая девочка у него на руках, казалось, получала удовольствие от свободы и прохлады, энергично перебирала ножками и что-то ворковала. Глядя на нее, Рейф улыбнулся, и круглая мордашка улыбнулась ему в ответ. Девочка была смешная, ее мягкие пушистые волосики торчали во все стороны. Смуглая кожа была гладкой, а раскосые черные глазки скрывались в морщинках всякий раз, когда она улыбалась, то есть всякий раз, когда он смотрел на нее.
Рейф устроил малышку в колыбели из собственных рук и отправился в тот вигвам, где Энни обнаружила ее. Там должна найтись какая-нибудь чистая ткань, чтобы завернуть девочку. Когда он приподнял входной занавес, молодая женщина – мать младенца – попыталась перекатиться на бок, чтобы встать. Ее затуманенные лихорадкой глаза с отчаянием, неотрывно смотрели на младенца. Рейф присел рядом с женщиной на корточки и мягко уложил ее снова на спину.
– Все в порядке, – произнес он самым мирным тоном, на который был способен, надеясь, что звук голоса успокоит больную, даже если она его не поймет. Он похлопал ее по плечу, затем дотронулся до щеки рукой. Ее кожа была обжигающе горячей.
– Мы позаботимся о твоем ребенке. Смотри – она в порядке. Я только что ее покормил.
Женщине было очень плохо. Она закрыла глаза и снова, казалось, впала в забытье. Рядом с ней лежал воин, который тяжело дышал и не шевелился вовсе. У него было точно такое же круглое лицо и торчащие волосы, как у младенца.
Рейф отыскал переносную дощечку и ткань для пеленания, но ему не хотелось пеленать девочку так, чтобы она не могла двигаться. Он изобрел способ спеленать только ее ножки и как раз занимался этим, когда в вигвам вошла Энни со своим котелком чая из ивовой коры.
– Это девочка, – сообщил Рейф. – Не знаю, кормит ее мать еще или нет. Этот младенец ел печенье так, словно знает что делает.