Стамбул. Город воспоминаний (Памук) - страница 81

Кроме нарисованных от руки черно-белых иллюстраций, на которые я не мог насмотреться, эта книга нравилась мне тем, что история Османской империи, подававшаяся в наших школьных учебниках как совокупность войн, побед, поражений и мирных договоров, представала здесь в виде череды занимательных и странных событий, в которых принимали участие не менее странные люди, в виде галереи захватывающих, пугающих, а порой даже отвратительных картин. В этом смысле «Панорама шести веков» напоминала османские книги церемоний, описывающие процессии ремесленников, для увеселения султана проходящих перед ним и демонстрирующих разные занимательные диковины. Мы, современные читатели этого странного повествования, словно оказывались внутри одной из миниатюр, украшающих те книги, и, сидя рядом с султаном во дворце, известном сегодня как дворец Ибрагим-паши, смотрели из окна на проплывающие по площади Султан-Ахмет богатства империи и на шествующих перед нами людей, одетых в костюмы самых разнообразных профессий. После установления республики мы убедили себя в том, что стали частью другой, более «разумной» и «научной» цивилизации, и с легким сердцем отказались от наследия Османской империи; тем интереснее нам издалека, из своего современного окна смотреть на ее странную, чуждую нам жизнь и неожиданно для себя открывать в ней нечто близкое, человеческое.

Вот так и я, с наслаждением разглядывая соответствующую черно-белую иллюстрацию, внимательно читал историю об акробате, который в XVIII веке, во время празднования по случаю обрезания сына султана Ахмеда III, принца Мустафы, перешел через Золотой Рог по натянутому между двумя корабельными мачтами канату. Я узнал, что «наши отцы» считали неподобающим хоронить тех, кто зарабатывает на жизнь убийством, там же, где и других людей, и поэтому устроили в Эюпе, в районе под названием Карйагды Байыры, специальное кладбище для палачей. Я прочитал о том, что в 1621 году, во времена правления Османа II, стояла такая суровая зима, что Золотой Рог замерз полностью, а Босфор — частично; я с большим интересом подолгу разглядывал иллюстрации, изображающие поставленные на санные полозья лодки и вмерзшие в лед корабли, — при этом мне и в голову не приходило, что эти иллюстрации, как и все остальные рисунки в книге, скорее являлись плодом фантазии художника, нежели показывали, как все было на самом деле. На другой иллюстрации (я не мог оторвать от нее глаз) были изображены двое знаменитых стамбульских сумасшедших, живших во времена Абдул-Хамида II. Один из них, по имени Осман, всюду разгуливал голышом (художник изобразил его прикрывшим «срамные места» рукой, словно он вдруг застеснялся смотрящих на него людей). Другая же, Мадам Упола, наоборот, напяливала, на себя все, что только могла. Автор книги сообщает, что стоило этим двоим увидеть друг друга, как они устраивали жестокую драку; чтобы этого не случилось, народ не позволял им переходить через Мост. (В то время не существовало мостов через Босфор и четырех нынешних мостов через Золотой Рог. На весь Стамбул приходился один-единственный деревянный мост, соединяющий Каракёй и Эминоню. Этот мост, построенный в 1845 году и с тех пор три раза перестраивавшийся, теперь называется Галатским, а в те времена стамбульцы именовали его просто «Мост».) Затем мой взгляд падал на картинку, изображающую человека с корзиной за плечами, привязанного за шею к дереву, и я читал историю о том, как сто лет назад некий Хюсейн-бей, городской aгa (сегодня мы назвали бы его главой муниципалитета), приказал так наказать одного уличного торговца хлебом за жестокое обращение с лошадью: привязав несчастное животное с навьюченной на спину тяжелой корзиной к дереву, этот торговец отправился в кофейню играть в карты.