— Не ори! Иначе сюда сбегутся копы со всего управления и посадят нас по соседству с Оскаром. Повторяю для полных болванов: Памела меня не интересует! Абсолютно не интересует, слышишь! Мы уходили, чтобы посмотреть на допрос адвоката Локсли.
— Ты говоришь правду? — Христиан по-прежнему был полон недоверия.
— Какой мне смысл врать? Алекс скоро освободят, я люблю ее. Зачем мне кто-то еще?
— Ладно, отпусти. Я все понял.
— Ты уверен? — Чарлз ослабил хватку.
— Да! Мне расхотелось с тобой драться.
— Я уговаривал Памелу позвать тебя, — оправдывался Чарлз, освободив друга. — Но она ответила категорическим отказом. Знаешь, по-моему, ты совсем ей не приглянулся. Я сразу это заметил, просто не хотел говорить. Брось, таких разряженных кукол ходит по Нью-Йорку миллион.
— Наверное, ты прав, — грустно отозвался Христиан. — Я ошибался насчет своей неотразимости. На американских женщин мои методы пока не действуют.
— Еще бы. У них в почете тупые шутки и свидание с гамбургерами.
Друзья от души расхохотались над шуткой Чарлза.
Они вдруг заметили, что на улицу спустилась ночь. Закончился, наверное, самый тяжелый день за недолгое время пребывания их в Штатах. Чарлз в один миг ощутил прилив голода, жажды и сонливости. Безликий номер в отеле показался ему раем. Но все же одно обстоятельство нарушало его безмятежность.
— Я хотел бы встретить Алекс у ворот тюрьмы, — сказал он.
— Сегодня ее точно никто не отпустит, а завтра позвонишь в управление и узнаешь.
— Да, наверное, так и поступлю. Завтра у нее будет замечательный день.
Утром мрачный охранник поднял Алекс раньше обычного и велел собираться. Она испугалась, приготовилась к переводу в другую, еще более мрачную тюрьму. Ее привели в кабинет начальника, где она трясущимися от волнения руками поставила подпись в какой-то бумаге. Она получила коробку с вещами, которые были на ней в день ареста. После надоевшей тюремной спецодежды простое платье показалось Алекс шикарным нарядом. Она переоделась, распустила волосы, подкрасила губы. Маленькое зеркало в пудренице отразило почти прежнюю Алекс, только немного уставшую, побледневшую без солнечного света. Что дальше? Опустившись на стул, Алекс стала размышлять о недосягаемости свободы. Она вздрогнула от неожиданности, увидев в дверях сурового охранника. Оглядев ее с головы до ног, он заметил:
— Вы собираетесь уходить или нет? Скоро час, как здесь сидите.
— Уходить? Зачем? Куда я должна идти? — пролепетала растерянная Алекс.
— Откуда я знаю, куда вы пойдете? В мои обязанности входит проводить вас до ворот.
— Значит, это правда? Меня отпустили? Насовсем?