О том же очерке идет речь в разъяснении >119.
160 «Вечерело. Повсюду ретиво / Рос орешник. Мы вышли на скат…» – «Пятитомник-П», т. 1, с. 408.
161 И. Бабель был реабилитирован посмертно. В 1957 г. под редакцией Г. Мунблита и с предисловием И. Эренбурга вышел сборник И. Бабеля «Избранное»: рассказы, пьесы, Конармия (М.: Гослитиздат).
162 Всего статей Софронова – «Во сне и наяву» – было три: см. ЛГ, 7-е, 10-е и 14-е декабря 1957 г.
163 Начала Алигер вовсе не с покаяния, а с попытки защитить альманах. В марте 57 года на пленуме московского отделения Союза Писателей она объясняла, что критика демагогична, недобросовестна, что альманах направлен вовсе не против советского строя, как утверждает критика, а лишь против лакировки действительности, осужденной XX съездом КПСС (см. «Московский литератор», 15 марта 1957 г.). Оборонялся поначалу и главный редактор «Литературной Москвы» Э. Казакевич, оборонялись и другие члены редколлегии. Однако нападки росли, и члены редколлегии вынуждены были умолкнуть. Ни оборона, ни молчание не были им прощены: секретарь парторганизации Союза Писателей В. Сытин назвал их позицию «ложной стойкостью». 19 мая 57 г., на встрече с интеллигенцией, за разоблачение альманаха взялся сам Никита Сергеевич Хрущев. Он заявил, что в «Литературной Москве» «протаскиваются чуждые нам идеи» и что члены редколлегии проявляют неуважение к товарищеской критике. При этом он грубо накричал на Маргариту Иосифовну Алигер. В ответ она пыталась что-то объяснить – Хрущев заорал пуще. После встречи Хрущева с интеллигенцией М. Алигер, Э. Казакевич и другие члены партии поняли, что никакого выхода, кроме «покаяния», у них нет. Они покаялись (насколько мне известно, устояли лишь двое: В. А. Рудный и В. Ф. Тендряков), но несмотря на все покаяния Сытин был ненасытен: парторганизация признала покаяние редакторов «неполным, непрямым, нечестным». Тогда-то М. Алигер и принялась каяться «прямо и честно». В начале октября 1957 года на одном из писательских собраний она заявила:
«Мне пришлось пережить несколько месяцев горьких раздумий, глубоких размышлений, прямых и беспощадных споров с самой собой. Мне уже давно стало ясно, что я допустила в своей общественной работе ряд прямых ошибок и, признав это в полной мере, я находилась долгое время в состоянии душевной подавленности и пассивности. И в этом смысле очень недовольна собой.
Я, как коммунист, принимающий каждый партийный документ как нечто целиком и беспредельно мое личное и непреложное, могу сейчас без всяких обиняков и оговорок, без всякой ложной боязни уронить чувство собственного достоинства, прямо и твердо сказать товарищам, что все правильно, я действительно совершила те ошибки, о которых говорит тов. Хрущев. Я их совершила, я в них упорствовала, но я их поняла и признала продуманно и сознательно, и вы об этом знаете. Я сказала об этом на таком же собрании более трех месяцев назад. Однако за это время я не переставала находиться в кругу тех же размышлений, и, кажется, мне удалось глубже понять причины происхождения этих ошибок и даже то, что часть этих причин заложена просто в моем человеческом характере, который, может быть, мне чем-то и мешает в общественной работе.