Непобедимый. Кибериада (Лем) - страница 7

“Слава тем и отличается, — говорится в грустной новелле “О том, как Трурля собственное совершенство к беде привело”, — что обычно молчит о поражениях, даже если они порождены высочайшим совершенством. А кто в этом усомнится, пускай припомнит последнюю из семи экспедиций Трурля”. И правда, в этой экспедиции славный конструктор потерпел поражение. И не потому, что чего-то не сумел (такого с Трурлем не бывает), а единственно по причине своего доброго железного сердца. Пожалел он платиново-иридиевое величество Экзилия Тартарейского, сосланного на одинокий астероид. Нельзя жалеть королей. Впервые конструктор решил помочь тирану и тут же дал маху! Этот грустный эпизод, скорее научно-фантастическая новелла, чем сказка, окрашивает “Кибериаду” совершенно новыми для нее эмоциональными оттенками.

Нет, не игрушку для утешения свергнутого монарха построил Трурль, не миниатюрное механическое королевство. “Безупречность нашего мастерства — это наше проклятие, которое отягощает непредвиденными последствиями любое наше создание, — говорит ему Клапауциус. — Неумелый подражатель, возжаждав пыток, сделал бы себе бесформенного идола из дерева и воска и, придав ему некоторое сходство с разумным существом, издевался бы над ним суррогатно и неестественно. Но подумай, к чему ведет дальнейшее совершенствование этого замысла! Представь себе, что другой сделает куклу с граммофоном в животе, чтобы она стонала под ударами, представь себе куклу, которая, если ее бить, будет молить о пощаде, куклу, которая станет гомеостатом; представь себе куклу, плачущую, истекающую кровью, куклу, которая боится смерти, хоть и прельщает ее ни с чем не сравнимое спокойствие смерти! Неужели ты не видишь, как мастерство подражателя приводит к тому, что видимость становится истиной, а подделка — действительностью? Ты отдал жестокому тирану в вечное владение неисчислимые массы существ, способных страдать, а значит, совершил позорный поступок…”

Так из сказки выкристаллизовывается крупнейшая этическая проблема. Лем — юморист вдруг вновь превращается в автора “Соларис” и “Воспоминаний Ийона Тихого”, достигая в этом монологе истинно трагической возвышенности. Иногда кажется, что устами Клапауциуса говорит шекспировский Шейлок.

Но этот рассказ не типичен для веселой, полной забавных нелепостей и приключений “Кибериады”. Зато “Путешествие шестое, или как Трурль и Клапауциус Демона Второго Рода создали, дабы разбойника Мордона одолеть” — “настоящая” физическая сказка. Старая сказка на новый лад. Правда, разбойник не король, но какая, в сущности, разница: король или разбойник?