Тереза почувствовала, как ее охватил жгучий стыд.
— Я никогда не веду себя столь неподобающим образом, Вайолет, и мне очень жаль, если вашему брату пришлось из-за меня уехать.
На самом деле Терезе не было жаль. И все же тот факт, что полковник подстрекал присутствующих к словесной перепалке, не оправдывал ее. Она не должна была выходить из себя, потому что ни разу за целых тринадцать лет с ней не случалось ничего подобного.
Амелия обняла золовку.
— Люди провоцировали его на протяжении многих месяцев. Наверное, ему просто необходимо было выпустить пар, чтобы не задохнуться.
— Вряд ли я смогу представлять для него угрозу. Ведь он даже не сказал нам, где остановился. — Вайолет высвободилась из объятий и тяжело опустилась в кресло. — Он стал таким раздражительным и злым.
— Полковник ранен, — заметила Тереза. — И заслуживает сочувствия.
— По крайней мере вы заставили его задуматься о чем-то еще, кроме страданий. — Поморщившись, Вайолет отвернулась. Но потом вновь взглянула на Терезу. — Впрочем, нет, погодите, — произнесла она. — Я рада, что вы сказали то, что думали, Тереза. Жаль, что мне не хватило на это смелости.
Заставив себя улыбнуться, Тереза села рядом с Вайолет.
— А я рада, что вы промолчали. Он все равно поймет, что вам не нравится его поведение, но злиться будет на меня, а не на вас. Я с готовностью возьму всю вину на себя. — Она считала, что действительно этого заслуживала.
Амелия снова посмотрела на кузину — на этот раз более озабоченно, — но Тереза сделала вид, будто ничего не заметила. Менее всего ей хотелось, чтобы та начала сравнивать ее сегодняшнюю вспышку с другой давней, заставившей Терезу заботиться о внешних приличиях, не расставаться с руководством по благопристойному поведению и оставаться той разумной особой, какой она и была на протяжении последних тринадцати лет.
Вскоре мужчины присоединились к дамам, и лорд Гарднер, поняв, что Вайолет и Амелия больше не гневаются на Терезу, тоже решил забыть о досадном инциденте. К концу вечера все присутствующие вновь стали прежними добрыми друзьями.
Тереза была этому рада, потому что совершенно не хотела вновь пускаться в объяснения или — что еще хуже — вновь извиняться. Более того, она чувствовала себя совершенно растерянной и никак не могла взять в толк, почему позволила себе ответить на грубость грубостью. Ей ужасно хотелось переложить собственную вину на чрезвычайно раздражающего ее Бартоломью Джеймса. Он вывел ее из равновесия, едва только появился в доме.
Домой они с Майклом возвращались затемно. Вздохнув, Тереза забилась в угол кареты, обрадовавшись, что сможет наконец привести в порядок свои мысли.