— Малыш, малыш, — закачал головой Ларг, — да как я могу в чем-то тебя обвинять после того, как ты спас мне жизнь! Я просто хотел поддержать тебя шуткой. Я же вижу, как тебе трудно.
— Прости, — он выдавил из себя улыбку, которая была слишком жалкой, чтобы называться таковой. — У меня вообще-то неплохо с чувством юмора, просто… Сейчас не лучшее время для шуток.
— Смех — это проявление не слабости, а, скорее уж, силы. Даже смерть, когда видит, что ее встречают усмешкой, вместо того, чтобы рыдать, моля о пощаде, не смеет тронуть того, кто ей явно не по зубам.
— А я всегда считал, что смерть нужно встречать достойно.
— А я о чем говорю!
— Я имею в виду, что к ней нужно относиться уважительно…
— Уважительно?! — Ларг, не сдержавшись, рассмеялся. Вот этого он никак не мог принять. — Да за что ее уважать?!
— Хотя бы за то, что она всегда добивается своего.
— Если ты не жаждешь встретиться с ней прямо сейчас, переставай трепать языком и берись за правое весло. Нас сносит к берегу, а там, если ты не заметил, острые камни, о которые волна разобьет нашу лодку, как нечего делать!
Аль что было сил навалился на весла. Чтобы видеть надвигавшиеся скалы, он повернул голову, и похолодел: берег был совсем рядом. Он принялся грести, с трудом преодолевая течение реки, которое упорно толкало лодку на камни.
— Теперь оба весла! — хлестанул его по слуху резкий крик великана. — Если, конечно, ты не решил вернуться.
Юноше с трудом удалось вернуть лодку на середину реки, где, подхваченная попутным течением, она вновь уверенно заскользила вперед.
— Ладно, царевич, отдыхай, — смахнув с лица капли не то речной воды, не то холодного пота, уже спокойнее проговорил Ларг. — И прости меня, — добавил он, — это я виноват, что лодка так близко подошла к берегу. Мне следовало быть внимательнее.
— Я тоже виноват.
— Нет, — отрезал проводник. — Ты не мог видеть того, что за твоей спиной. У тебя ведь нет глаз на затылке.
На этот раз Аль промолчал. Хотя он был уверен, что должен был сам следить за рекой. Она — как конь, которым управляет седок, а не сторонний наблюдатель. И если всадник проявляет слабость, конь чувствует это. И спешит вырваться на волю, признавая над собой власть лишь сильного.
Какое-то время они плыли молча. Волны несильно бились о борта, урчали под кормой, что-то нашептывая себе под нос. В их говорке не было угрозы, разве что недовольное ворчание уставшего за долгий день хозяина, на голову которого посреди ночи свалились нежданные гости. Юноша почти слышал: "Вот теперь постель стели… Поскорей бы уж ушли…", повторяемые из разу в раз.