Поднявшись на ноги, он покачнулся, ощутив знакомое уже головокружение. На этот раз он не спешил сразу же делать следующий шаг, но и глаз закрывать не стал, лишь с силой стиснул губы, терпеливо преодолевая волну дурноты. Та накатила на него, накрывая с головой, так что в какой-то миг ему показалось, что он вновь начал тонуть в черной речной воде. Но, в отличие от последней, не имея никакой власти над своим мгновенным пленником, очень скоро сама отпустила его, позволяя вернуться в реальный мир пусть ослабевшим от долгой борьбы с бредом, но все-таки живым и в здравом уме. Хотя, насчет последнего юноша сомневался. Разве не только безумцы способны без страха говорить с мертвецами? А ведь приход Ларга его ничуть не испугал, скорее даже обрадовал. Да и слова проводника… Если задуматься, в них не было никакого смысла, ведь всем известно, что боги не вмешиваются в дела людей, а, раз так, наивно было бы ждать от них помощи. И, все же, в них было что-то, придававшее значение его собственной жизни, уже начавшей казаться ему совершенно бессмысленной. Ему хотелось верить, что так оно и есть на самом деле.
"А, какая разница?" — важным в этот миг было другое:
"Неужели все действительно так плохо?" — вообще-то, Алю меньше всего хотелось вновь отправляться в путь. Он уже напутешествовался на всю жизнь. И приобрел незаменимый опыт, который ясно говорил ему: "Даже если все на свете духи будут помогать тебе в пути, ты и тогда недалеко уйдешь".
Несмотря на то, что он только что проснулся, Аль чувствовал себя ужасно: усталость и слабость не отпускали его, глаза смыкались, так что уже несколько раз он ловил себя на том, что готов заснуть прямо на ходу.
Нет, ему не хотелось никуда идти. Даже в соседнюю залу, не то что на другой конец земли. И, все же, вместо того, чтобы вернуться в постель, он, вздохнув, подошел к двери и, решительно открыв ее, перешагнул грань, отделявшую неизменный мир покоя от земли волнений и перемен.
Коридор был безлюден, как во сне. И, все же, он был другим — в нем не было места призракам. А жаль. Они бы многое могли объяснить.
Но, возможно, это было под силу не только им, но и живым. И Аль, наверное, впервые в своей жизни, вместо того, чтобы, как обычно, бежать от встречи с людьми, отправился на их поиски.
Ему не пришлось бродить так же долго, как во сне — стоило завернуть и подойти к приоткрытым дверям в первый же зал, как в просвете, рожденном неровном светом факелов, он увидел неясный силуэт. Приглядевшись, Аль узнал отца.
Тот выглядел осунувшимся и постаревшим настолько, словно со времени последней встречи прошли долгие годы: борода и усы полны сединой, взлохмаченные волосы, за которыми явно давно не следили, белы, как снег, лицо — словно старая, грубая маска, покрытая глубокими трещинами морщин. Всегда прямая, как стрела, спина была согнута, словно лук, под тяжестью непосильной ноши, а жизнь — та нить, что связывала два его конца — рождение и смерть — воедино, дрожала, совсем как натянутая до предела струна.