Приглашения, которые Федерико разослал художникам и скульпторам, остались без ответа, но — porta! — какой-то остряк, видно, разослал их во все дворцы Италии, потому что тем летом художники слетелись в Корсоли, как комары. Они понаехали из Рима, Венеции и всех городов, находящихся между ними: подмастерья, выгнанные своими учителями за лень или воровство, нищие, мечтающие о дармовых обедах, должники, сбежавшие от кредиторов. Половина из них никогда не слышали ни одного стихотворения, понятия не имели о том, как держать в руках кисть, а резать им в своей жизни приходилось только хлеб. Они напивались, дрались друг с другом и приставали к женщинам.
Миранда с подружками, держась за руки, ходили по Корсоли, а эти идиоты сражались за право идти рядом с ними. Порой она садилась у окна и сидела там все утро, пренебрегая занятиями и обязанностями, в то время как толпа придурков распевала внизу серенады.
— Ну в точности как мартовские коты! — рассердился как-то я и помочился на них из окна.
Когда Федерико доложили, что художники ни за что не платят, он заявил:
— Убейте их!
Вместо этого Чекки приказал стражникам никого из художников больше в Корсоли не пускать. Кроме того, он объявил конкурс на создание нового герба для Федерико. Победитель останется, а остальным придется уйти. На первом рисунке Федерико был изображен с двумя гепардами, которых держал на поводке. Герцог махнул рукой:
— Они слишком ручные!
Я сам был свидетелем того, как принесли второй рисунок. На сей раз губа Федерико упала на подбородок.
— Почему, — спросил он у сладкоречивого художника из Равенны, — я сижу рядом с коровой?
— Это не корова, — несколько снисходительно ответствовал тот. — Это медведь.
Федерико велел его привязать на неделю к корове, чтобы напомнить, как она выглядит. Конкурс был прерван, когда из Леванта пришел караван со львом и жирафом — дарами от султана, которому служил Федерико. Все жители Корсоли высыпали на улицы, танцуя и распевая веселые песни. Закатили грандиозный пир, и тогда я впервые в жизни надел шелковую рубашку.
— Даже у Медичи не было льва и жирафа! — бахвалился Федерико за столом.
В конце концов другой художник, Граццари из Сполето, нарисовал герб, на котором Федерико душил льва голыми руками. Герцогу понравилось. Он приказал остальным призебателям до полуночи исчезнуть из замка и заказал Граццари свой портрет. На этой фреске, висящей в главном зале, Федерико, молодой и красивый как микеланджеловский Давид, восседает на белом коне в центре битвы. Лошадь встала а дыбы, а герцог в блестящих черных доспехах, склонившись влево, пронзает саблей грудь вражеского солдата.