Он облизнул губы, кивая в такт своим словам, словно стараясь убедиться, что ничего не упустил.
— Императоры в древнем Риме принимали по нескольку крупинок в день, чтобы выработать иммунитет.
— И это помогало? — спросил я.
— Кто знает? — хихикнул он. — Они все давно мертвы.
— А что мог бы применить отравитель из Венеции?
— Из Венеции? — Пьеро повернулся ко мне лицом. — Кто-то едет из… — У него опять задергалась щека. Он окунул пальцы в банку с жиром, рассеянно втирая его в лысину. — Что ты слышал?
— Ничего. Я просто спросил. Buona none.
Я возвращался во дворец, сжимая в руках горстку украденного мышьяка, и все вспоминал, какое лицо сделалось у Пьеро, когда я сказал ему о Венеции. На кратчайший миг в глазах его мелькнул лучик надежды — как птичка, пролетевшая мимо на фоне заката. Этот лучик надежды напомнил мне еще раз: как бы я ни старался спасти Федерико, никто не станет оплакивать его смерть.
Пия приехала прохладным сентябрьским днем с целым обозом придворных и слуг. Она была вся сморщенная, жирная и ростом даже меньше Эмилии. Издалека казавшаяся похожей на белую изюмину, она привезла Федерико коня, Эмилии — платья, а также подарки их сыновьям Джулио и Рафаэлло. Поселилась теща герцога в покоях Джованни, хотя и заявила, что там слишком тесно, и в первый же вечер потребовала, чтобы Федерико пристроил к замку еще одно крыло.
— Возьми моего архитектора, он учился у Кандоччи. Все говорят, что мой дворец — самый прекрасный в Венеции.
Пия шаталась по замку, разговаривая со всеми подряд, хватая людей за локти, спрашивая, чем они занимаются, и рассказывая, насколько лучше и проще это делается в Венеции. Голос ее, громкий, как труба, и вдвое более пронзительный, эхом отдавался от стен. Она играла в триктрак с Эмилией и Джованни или в карты со своим главным советником Алессандро. Я внимательно присмотрелся ко всем ее придворным и решил, что если среди них есть отравитель, то это, без сомнения, Алессандро. Он одевался в черное с головы до пят, у него был громадный, как мраморная глыба, лоб и серебристые волосы, ниспадавшие на плечи. В зубах, словно ветка из незаконченного гнезда, вечно торчала золоченая зубочистка. Однажды, когда он, Джованни, Эмилия и Пия сидели вместе, я увидел, как над ними витает Смерть.
Пия велела, чтобы еду ей готовили не на оливковом, а на сливочном масле. Она сказала, что это модно в Германии, где жили ее двоюродные братья, а кроме того, ко всем ее блюдам нужно добавлять орехи.
— Они полезны для крови, — верещала она. — Почему ты не ешь кальмаров, Федерико? Прикажи своему повару разрезать их, сварить вместе с петрушкой, поджарить, а потом спрыснуть немножко апельсиновым соком. Мой повар Паголо — как жаль, что я не взяла его с собой! — подает мне их дважды в неделю. Я могла бы питаться исключительно кальмарами! Эмилия говорит, ты не ешь персики. Это правда?