Позже я спросил, зачем она строила из меня дурака.
— А как, по-твоему, я себя при этом чувствую? — заявила она.
Я понял, что она имела в виду. Увы, я был всего лишь дегустатором.
— У меня никогда не будет приличного приданого!
Мне хотелось рассмеяться, но смех застрял у меня в горле. Я так старался воспитать Миранду как настоящую принцессу, что теперь она стыдилась меня. Сдержавшись, чтобы не ударить ее, я отправился в комнату Эрколя.
— Если ты пришел просить, чтобы я не передразнивал тебя, — сказал он, усевшись в маленькое кресло, которое сам смастерил, — прости, но я не могу. Бог наградил меня даром, который нравится Федерико. Будь у тебя такой талант, ты бы тоже мог смешить герцога.
Я наступил себе на ногу, чтобы не пнуть его кресло и не свалить гаденыша на пол.
— Ладно, — сказал я. — Но ты должен делать это правильно.
— Я все делаю правильно! — с жаром воскликнул он.
— А Федерико думает иначе. Я стою прямо за ним, так что мне все слышно.
— Что слышно? — нахмурился Эрколь. — Что ты такое услышал?
Я прикинулся, что мне трудно это объяснить. Мне хотелось так разжечь его любопытство, чтобы оно затмило ему рассудок.
— В общем, я нечаянно подслушал…
— Что? — взвизгнул он своим писклявым голоском.
— Федерико считает, что ты играешь не так смешно, как раньше. Он думает, что твои движения должны быть более выразительными и гротескными.
Эрколь задрал нос, и так уже направленный к потолку, и подозрительно посмотрел на меня.
— Федерико сказал, что мои движения должны быть более выразительными и гротескными?
— Вот именно. Я решил сообщить тебе. Ведь если ты не сумеешь угодить Федерико…
Больше мне ничего говорить не пришлось.
В следующий раз, когда Эрколь давал свой спектакль, он жевал и размахивал руками, словно в лихорадке. Никто не смеялся. Нижняя губа Федерико упала на подбородок. Эрколь так перепугался, что схватил свой барабанчик и ни с того ни с сего принялся в него стучать.
— Что ты делаешь? — взревел герцог.
— Ваша светлость, — промямлил карлик, — вы же говорили…
— Что я говорил? Отвечай!
Однако Эрколь совершенно растерялся и не знал, что ему делать.
— Надеюсь, это поможет тебе вспомнить! — рявкнул Федерико и швырнул в него миску супа, а за ней — несколько ножей, ложек и ломтей хлеба.
Эрколь свернулся на полу калачиком.
— По-моему, его надо повесить, — громко заявил я. — Господь даровал ему талант, а он зарыл его в землю.
— Заткнись, — буркнул Федерико.
Но я и не собирался продолжать. Я знал, что Эрколь больше не будет надо мной измываться, да и другим неповадно будет. Однако Господь еще не закончил свои испытания, и худшее было впереди.