— Пунтилей, Пунтилей, путы распутай, чтобы Вольге ходить по земле, прыгать и бегать, как прыгает в поле зверье полевое, а в лесе лесное. Сними человечье проклятье с младенца…»
А. Кондратьев: «На крыльях полночных ветров прилетела седая Зима. Она давно уже, хотя и не всегда, была беловолосой старухой. Состарилась богиня, переселившись вместе с русым народом своим в болотистые леса Сарматии и на прохладные равнины обильной травами Скифии…»
Ясно, что перед нами три текста, претендующих на то самое достоинство, на которое как раз и не претендовали «подлинники древнего времени», то есть на то, чтобы быть именно «художественными произведениями». Два последних текста указанным достоинством явно обладают, а вот первый хотел бы обладать, но у него не получилось… Впрочем, как для кого; например, Б. Соколов в рецензии на «Влесову книгу» уверяет, что: «И сторонники и противники Лесного с удовольствием прочтут эпический текст…» А, может быть, и так, что доктор филологических и кандидат исторических наук Б. Соколов сам не читал рекомендуемый нам эпический текст о «зверях», которые «сдохнут», наевшись «злых»; потому и заблуждается относительно «удовольствия»…
Но учитывая особенности восприятия, свойственные «массовому сознанию», о которых мы уже говорили в первой главе этой книги, не стоит все же заблуждаться относительно полной безвредности и забавности подобных фальшивок; нет, они вполне в состоянии оказать на пресловутое «массовое сознание» определенное воздействие…
А мы покамест выбираемся из темного сказочного леса потайностей и загадок истории домонгольских Рюриковичей; для того, чтобы подступиться к загадкам и тайнам последующих времен этих героев нашей книги…
Новые пришельцы и русский Гамлет
Период русской истории, традиционно именуемый «татаро-монгольским игом», интерпретировался русскими историками от Татищева и Карамзина до Соловьева и Платонова достаточно однозначно как наиболее трагический и несчастный период русской истории, трагически и искусственно замедливший культурное развитие Руси. Затем явилась концепция Л. Гумилева, сложившаяся под влиянием евразийства 30-х годов (П. Савицкий, Н. Устрялов), уже смыкавшегося со взглядами собственно фашистскими. (Например, в «Меморандуме относительно евразийского движения» евразийцы откровенно восхищались «грандиозным делом возрождения итальянской нации» и тем, как «фашизм на практике строит идеологию»; в национал-социализме, то есть в германском нацизме, также усматривались «здоровые корни, часто подсознательные», равно как и «тенденция к суверенитету духа»)… Кстати, с Савицким Гумилев встречался в Праге… И вот на неподготовленного советского читателя, привыкшего к тому, что история — лишь «скучный школьный предмет для заучивания», обрушились тома сочинений Гумилева, полные занимательных баек и «вроде бы научных» концепций… Диссидентствующая интеллигенция близоруко не замечала «нормального антигуманизма» Гумилева; ощетинивалась на малейшие попытки критики его «концепций». Еще бы — «сын таких поэтов!», «запрещенные идеи», «сидел»… Всё это очень напоминает отношение наивных лесных деревьев к угасающему костру в сказке Феликса Кривина… Костер угасал, деревья протянули ему свои ветви-руки… все большее число деревьев сгорало в пламени крепнущего костра, но в лесу продолжало держаться мнение, что костер замечательно освещает жизнь… и только когда гроза угасила пламя лесного пожара, сделалось понятно, какое это бедствие — лесной пожар… А между тем, почувствовавший себя «патриархом отечественной науки», Гумилев уже вещал в интервью: «Возьмите работы князя Трубецкого и посмотрите… Самое главное — «не попасть к немцам на галеру», к европейцам то есть. Я с ним полностью согласен, это самое главное. Я не хочу быть у немцев на галерах. Это уже было у нас не однажды…» И далее… «Так вот, тюрки и монголы могут быть искренними друзьями, а англичане, французы и немцы, я убежден, могут быть только хитроумными эксплуататорами…» И — на наивный (или коварный) вопрос интервьюера о том, «кто они — нынешние союзники России?» — поспешное: «Ей-богу, не могу, не сейчас. Я очень долго болел, у меня был инсульт, и я не знаю, что делается в мире. Знаю одно и скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава и только через евразийство».