Рюриковичи, или Семисотлетие «вечных» вопросов (Гримберг) - страница 40

Но вот история гибели Святослава все же содержит нечто смущающее, что-то смущает в ее путаности. Поэтому вот, на всякий случай, версия, основанная именно на именах. Но это — всего лишь версия. Как все было на самом деле, мы никогда не узнаем… И, стало быть… Святослав бесславно возвращается из Византии… Возможно, что «Улеб» — «возрожденный предок» — было его самое первое, ритуальное прозвание, данное еще его отцом. «Святослав» же было титульное прозвание, принятое им уже впоследствии, самостоятельно… И вот возвращается Улеб-Святослав. Дружинное его воинство — в беспокойстве, назревает «скандинавский ренессанс»… Но кто же мог это «возрождение» поддержать и возглавить? Быть может, те, что и поддерживали его в дальнейшем, сыновья Святослава?… Святослав и его славянские дружинники входят в союз с печенегами… Свенелд — «младший в иерархии правления», «юноша-правитель»… Могло это быть скандинавское прозвание Ярополка, «заменявшего» отца в Киеве… Свенелд-Ярополк разбивает войска отца и печенегов. Святослав убит. В битве или по распоряжению сына… Возможно также, что Святослав не возвращался в Киев с болгарских земель, для того, чтобы снять осаду печенегами Киева. Возможно, он сам осаждал со своими печенежскими союзниками Киев, и было всего одно возвращение его из Византии… Вот тогда-то его и победил Свенелд-Ярополк, не желавший отдавать ему власть… Но в любом случае, «скандинавский ренессанс» оказался недолговечным. И вовсе не случайно столь важную роль при Владимире играет сын славянского правителя, Добрыня, «мудрый советник»… Все более и более с понятием «русы» ассоциируется именно «славянское начало»…

Но, пожалуй, нельзя закончить рассказ о первых Рюриковичах, не остановившись на войнах с государством Волжских (Идылских) болгар и с Хазарским каганатом… Как ни странно (то есть совсем и не странно), но эти «дела давно минувших дней» все еще значимы для политической жизни «века нынешнего»…

Начнем с болгар. Интерес к «болгарским проблемам», в сущности, пробуждался в русской политической и культурной жизни дважды. Первая вспышка активного интереса приходится, естественно, на период войны 1877–1878 годов. Эта война, называемая «русско-турецкой», являлась, по сути, борьбой за возможность закрепления Российской империи на Балканском полуострове, который Бисмарк так медицински назвал «мягким подбрюшьем Европы». Такая возможность была. Османский султанат доживал последние десятилетия. Однако закрепиться на Балканах удалось лишь в… 1944 году. А покамест новорожденные балканские государства, воспользовавшись военной силой Российской империи, нагло повернулись к России задом, а к Западной Европе — передом… Но мы сейчас не об этом, а о болгарах. Вроде все шло хорошо, вспомнили концептуально Святослава, давнего «защитника и освободителя» болгар, «предшественника», так сказать… И вдруг Западная Европа поднимает со свойственным ей коварством скандал; вот, мол, Россия заявляет, что она имеет право освобождать болгар, а как же ее собственные болгары, так ведь и сидят неосвобожденные… — То есть это какие болгары, — несется в ответ, — нет у нас никаких болгар! У нас только татары — потомки нехороших завоевателей… И Достоевский в известном «Дневнике писателя» резюмирует: «У татар казанских ни пяди своей земли нет»… Тут как раз все кончается, возрожденное Болгарское царство поворачивается задом и передом, и «страсти по болгарам» утихают. Один лишь самоотверженный и «реакционный» Иловайский продолжал сражаться — «Первая полемика по болгарскому вопросу», «Вторая…». И еще дополнения, и еще уточнения… Между тем, так называемые казанские татары продолжали помнить, что они — болгары, и Иван Грозный покорил Болгарское царство, а не Казанское ханство; и движения разные общественно-политические «за возврат этнонима» поднимались, и даже нынешняя гостиница «Татарстан» обретается почти на том самом месте, где (еще в XX веке) располагались «Болгарские номера»… Но, в сущности, одинокий Иловайский делал важное дело; уже в сороковые годы, когда нужно было возродить элементы панславистской доктрины, выяснилось, что он заложил немало краеугольных камней, за что ему, впрочем, не сказали «спасибо», и даже названая внучка его, Марина Цветаева, покончила с собой в сорока километрах от развалин великого Болгара, первой столицы волжской Болгарии. Примерно с конца сороковых годов, советская историческая наука окончательно вырабатывает свои болгарские концепции, согласно которым: волжские болгары не имеют ничего общего с дунайскими, волжские болгары более не существуют; и — наконец: да, на территории СССР обитают далекие потомки волжских болгар, званием «заслуженных бывших болгар СССР» были «пожалованы» безобидные «маленькие» этнические образования — чуваши и мало кому известные бессермяне… К концу сороковых годов доминирует взгляд на Святослава как на «защитника и освободителя» болгар «от греческого ига», подобный взгляд импонировал и антигреческим (вследствие многовековых спорных территорий) взглядам болгарских ученых. Советской же исторической науке импонировало описанное в Повести временных лет желание Святослава закрепиться на Балканском полуострове, причем именно на территории современного болгарского государства…