Подходя к часовому, я окликнул его. Воин никак не отреагировал на мой голос, застыв истуканом на месте. Он даже не повернул голову в мою сторону.
— Эй, приятель… — вновь произнес я и невольно осекся, остановившись в шаге от часового.
Передо мной был мертвец, привязанный веревками ко вкопанному в землю шесту, это был один из наших умерших раненых. Синевато-бледное бородатое лицо неживого человека было искажено гримасой агонии, погасившей последнюю искру жизни в этом крепком теле. Глаза мертвеца были закрыты. Рот был приоткрыт, из него торчал кончик фиолетового языка. Шлем, надвинутый на самые брови, отбрасывал тень на верхнюю часть этого мертвого лица. Копье было привязано лыковой веревкой к правой руке мертвеца.
— Хитро придумано! — заметила Эмболария, оглядев привязанный к шесту труп. — Издали на фоне зарева из горящих костров этот мертвец будет смотреться как недремлющий страж.
Ничего не сказав на это, я зашагал дальше по валу, увидев примерно в тридцати шагах другого часового, а еще чуть дальше — третьего. Эти двое тоже оказались поставленными стоймя мертвецами, силуэты которых на лагерном валу должны были на какое-то время убедить римлян в том, что восставшие рабы по-прежнему пребывают в своем стане.
От этой военной хитрости мне почему-то стало мерзко на душе. Я представил, что и меня, убитого в сражении или умершего от ран, мои соратники могут использовать точно так же, как чучело, прикрывая такой уловкой свое ночное отступление.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ОТ ПОБЕДЫ К ПОБЕДЕ
Отряды восставших во время ночного марша пересекли Ателланскую дорогу, обошли стороной город Нолу и напрямик по бездорожью устремились к Эбуринским горам, за которыми лежала Лукания, край холмов, лугов и лесистых гор. Луканцы были прирожденными пастухами и охотниками. Во время недавней Союзнической войны луканцы наравне с самнитами дольше всех прочих италиков не складывали оружие в противостоянии с римлянами. Спартак рассчитывал привлечь в свое мятежное войско вольнолюбивых луканцев, зная о том, как жестоко обошлись с ними римляне, победив италиков в Союзнической войне.
За ночь войско Спартака продвинулось к востоку на двадцать миль и на следующий день — еще на столько же. Этот бросок позволил войску рабов оторваться от легионов Вариния, которые двинулись вслед за отрядами Спартака с опозданием на целые сутки.
С приходом в Кампанию римского войска закончилась вольготная жизнь многочисленных шаек беглых рабов. Спасаясь от римской конницы, эти разбойные шайки прибивались к воинству Спартака, ища у него защиты. Несколько сотен беглых невольников, вооруженных и вдоволь вкусивших грабежей и насилий, с одной стороны, усилили войско восставших, но с другой, привнесли в его ряды дух вседозволенности и неповиновения. Распределенные по сотням и когортам, эти бывшие разбойники поначалу подчинялись суровой дисциплине, введенной Спартаком. Этому способствовала опасность со стороны Вариния, который двигался по пятам за восставшими.