Кустардоя я пока не видел. Думаю, что мы будем видеться иногда (почти всегда через моего отца, даже когда его уже не будет): есть люди, которые идут с нами по жизни с детства и остаются навсегда. Он, как и прежде, будет жаждать жить, стремиться прожить две жизни сразу, рассказывать невероятные истории из своей жизни. Но я не хочу о нем думать, хотя и думаю против воли.
Я еще не говорил с Рансом о том, что подслушал в ту ночь, совсем недавно, хотя эта ночь быстро уходит в прошлое, как и все в наше суматошное время, несмотря на то, что наше время вмещает в себя то же самое, что и все другие времена — одну не до конца прожитую, или может быть, уже наполовину прожитую жизнь каждого из нас: мою жизнь или жизнь Луисы. Возможно, мы с ним никогда не будем говорить на эту тему. Рансу, должно быть, тоже неизвестно, знаю ли я обо всем, он не выяснял у Луисы, рассказала она мне или нет. Отношения между ними, как мне кажется, не изменились или почти не изменились, будто и не было того вечера или он не принимался в расчет. Так лучше. Они очень тепло относятся друг к другу, Луисе нравится слушать его. Но одну перемену я в нем заметил: отец постарел и уже не так ироничен, он кажется почти стариком, такого раньше никогда не было. Исчезла былая уверенность в себе глаза уже не такие живые, в них уже нет того огня, они уже не смотрят на все с таким восхищением; его женственный рот, так похожий на мой собственный, окружен морщинами, брови уже не выгибаются дугой, он иногда продевает руки в рукава плаща, я уверен, что будущей зимой он уже всегда будет продевать руки в рукава пальто. Мы часто видимся. Я уже точно знаю, что буду постоянно работать в Мадриде, а сейчас я взял отпуск. Мы частенько обедаем вместе (иногда к нам присоединяется и Луиса) в «Ла Траинера», в «Ла Анча», в «Ла Дорада», в «Алькальде», или в «Николасе», «Ругантино», «Fortuny», в «Эль Кафе» или в «Ла Фонда» — ему нравится бывать в разных ресторанах. Он по-прежнему рассказывает мне истории из своего прошлого, из тех времен, когда он был молод, когда много путешествовал или работал в Прадо, истории про миллионеров или директоров банков, которые уже давно забыли о нем, — он теперь слишком стар и не может быть им полезен или интересен, ему уже трудно летать по всему свету на встречи с ними — люди с большими деньгами предпочитают, чтобы приезжали к ним. Им и в голову не придет самим поехать куда-то, чтобы встретиться со старыми знакомыми. Я много думал над тем, что Ране рассказал Луисе, а я подслушал, сидя в изножьи кровати и куря одну сигарету за другой. Когда-нибудь я забуду об этом, но еще не скоро, а пока я гораздо внимательнее, чем когда бы то ни было раньше — в детстве или в юности, — смотрю на хранящийся в доме Раиса маленький портрет той, что никогда не могла бы стать моей тетей Тересой. Наверное, так смотрят на портреты тех, кого уже нет с нами, и чьи черты (от досады ли, от того ли, что мы их больше не видим, просто ли от того, что у нас нет больше сил) стерлись из нашей памяти и их заменили фотографии, навсегда сохранившие наших близких неизменными, такими, какими они были в день съемки. Так смотрели на фотографии моя бабушка и моя мама: сухими немигающими глазами, глазами человека, который только что проснулся и не может понять, что происходит вокруг (так, наверное, смотрела Глория в последний миг — ее портрета нет, — если смогла повернуться лицом: ни о чем не думая, ничего не вспоминая, испытывая жалость или страх. Жалость и страх — чувства не мимолетные). На фотографиях эти люди постепенно взрослели, но никогда не старились, их лица, когда-то объемные, на снимках стали плоскими, их живые, подвижные лица мы быстро привыкли видеть застывшими, — да это и не лица, а только их изображения. Так мне предстоит смотреть на Ранса, моего отца, так привыкнет смотреть на мой портрет Луиса, когда меня уже не будет, и ей самой останется гораздо меньше, чем половина жизни. Неважно. Все это уже в прошлом, и ничего этого не было вообще, и никто об этом не знает. То, что Ране рассказал в тот вечер, вовсе не показалось мне достойным снисхождения и не вызвало у меня улыбки. Это показалось мне далеким прошлым.