В глазах Берты вспыхнула злость. Это с ней случалось нечасто.
— Вовсе нет. Я только прошу в ближайшие дни несколько раз зайти на почту, когда сможешь — после работы, на полчаса, не больше, — а вдруг повезет? По крайней мере, можно попытаться. Если за пару раз ничего не получится, — бросим эту затею. Но попробовать-то можно. Он ждет моего ответа в ближайшие дни — ждет видеокассету, которую я пока посылать не стану, — так что, может быть, он будет заходить каждый день. Если он здесь по делам, то, скорее всего, занят с девяти до пяти, и очень вероятно, что на почту он заходит по пути домой, после пяти, так же, как и я. Может быть, повезет. — Она снова говорила во множественном числе: «Бросим эту затею». Должно быть, в моих глазах читалось скорее раздумье, чем досада, потому что она улыбнулась и спокойно добавила: «Пожалуйста», — но полумесяц, шрам на щеке, стал совсем синим, так что мне захотелось стереть его.
Трижды заходил я в почтовое отделение Кенмор Стэйшн — первый раз — на следующий же день, после работы, второй — еще через два дня, в четверг, тоже после тяжелого рабочего дня. Я ждал там не по полчаса, как просила Берта, а почти по часу каждый раз — так бывает с теми, кто напрасно ждет: им кажется, что стоит только уйти, и тот, кого они ждут, тут же появится. Именно так было с мулаткой Мириам в тот жаркий вечер в Гаване, когда она ходила взад-вперед под балконом, резко поворачиваясь при последнем шаге. Гильермо все не появлялся, а она не уходила. Гильермо (или «Билл», или «Ник», или «Джек») не появился ни во вторник, ни в четверг. К счастью, в Нью-Йорке на каждом шагу слишком много людей, занятых чем-нибудь подозрительным, а подчас и преступным, чтобы кому-то пришло в голову обратить внимание на человека в плаще, с газетой и книгой, неподвижно стоящего в зале, где все заняты только своей почтой. Время от времени вбегал кто-нибудь с ключом в руке, открывал один из серебристых ящиков, чтобы положить в него что-то или что-то вынуть, и выходил, иногда с целой пачкой писем, а иногда по-прежнему с пустыми руками. Но ни один из них не подошел к ящику номер 524, за которым я все время наблюдал.
— Ну еще раз, — попросила Берта в пятницу вечером, через неделю после того, как получила кассету, через семь дней надежд и разочарований. — Завтра утром, в выходной день — возможно, он настолько занят, что заходит за почтой только по субботам.
— Или настолько свободен, что заходил за ней каждый день в любой из тех часов, что меня там не было. Это бессмысленно. Я ждал каждый раз по часу.