Шопинг с Санта Клаусом (Логунова) - страница 3

– И что теперь? – настойчиво повторил Босс.

Лицо его налилось кровью, а ритм нервного притопа вплотную приблизился к виртуозной чечетке. Гарику стало ясно, что отсутствия конструктивного решения кто-нибудь из присутствующих не переживет. Надо было как-то спасать ситуацию. Грозный взгляд Босса прошелся по унылым физиономиям Мальвины, помощника и остановился на Гарике.

– Кгхм! – с ужасом ощутив на своем румяном лице ледяное дыхание смерти, беспомощно кашлянул он.

– Насчет того, чтобы оторвать нашему дорогому Петровичу руку, – буровя его взглядом, задумчиво промолвил Босс. – Это предложение было или как?

Поезд тряхнуло на стрелке, я тихо выругалась, и тут же с верхней полки послышался хриплый зов:

– Сестрица Аленушка!

– Чего тебе, братец Вадечка? – уныло отозвалась я, продолжая сутулиться у окошка.

– Сестрица, дай водицы напиться! – в рэповом стиле проблеял мой похмельный козленочек.

Я взяла со столика бутылку минералки и не глядя подала ее страдальцу. Наверху забулькало, потом послышался долгий вздох и снова голос – уже менее хриплый:

– Спасибо тебе, сестрица! Добрая ты...

– В жизни пригодится! – Я машинально закончила поэтическую строку подходящей рифмой.

Вадик одобрительно хмыкнул и заскрипел, укладываясь поудобнее. Минералка ко мне не вернулась, зато сверху, загораживая обзор, свесились угол клетчатого одеяла и вялая мужская длань. Одеяло я раздраженно забросила обратно, а с рукой обошлась более бережно: сначала пощупала пульс (кое-какой имелся), потом сняла показания хронометра на запястье. Было самое начало восьмого.

Прогрохотав дверью, я вышла в коридор, посмотрела там расписание движения поезда и, выяснив, что мы уже где-то за Ростовом, вернулась в купе.

– Чего тебе не спится, сестрица? – недовольно пробурчал Вадик, продолжая свой фольклорный рэп.

Я не ответила и снова пригорюнилась у окошка.

– Эх, сестрица! – вздохнул он и затих.

Насыпь железной дороги уходила в сизый туман, затянувший унылую пустошь до самого горизонта. Примерно таким (за исключением редких семафоров) и представляла венерианский пейзаж. Это заставляло меня чувствовать себя пришельцем, оказавшимся в мире недоброжелательно настроенных Чужих.

Некоторое время я сидела, безрадостно глядя на мелькающие в сером мареве за окном столбы, потом не выдержала, аккуратно – как дохлую рыбину – ухватила маятником раскачивающуюся передо мной пятерню и возвернула ее на полку к остальному организму дружественного мне гуманоида, товарища и брата.

Братско-сестринскими наши отношения с Вадиком стали совсем недавно. Вообще-то мы старые друзья, товарищи по работе и напарники: я – журналист, а он – мой оператор. Но директор родной телекомпании Василий Онуфриевич Гадюкин, напутствуя нашу боевую двойку перед отъездом на чужбину, со слезой повторял: