Он вздохнул, потом вспылил и стукнул кулаком по матрасу, который от удара здорово заштормило:
– Ленка! Просыпайся! Тут такие дела, а ты спишь, как убитая!
– Пи-ип! – испуганно выругалась Ирка, меняясь в лице.
Она поспешно сдернула с неподвижной фигуры одеяло и в сердцах перебрала все запрещенные слова:
– Твою мать, блин, охренеть! Ну, что же это такое?!
– Действительно – что? – озадачился Вадик, почесывая вихры.
Вместо Ленки под одеялом обнаружились чемодан, дорожная сумка и скрученные в плотный клубок махровые гостиничные полотенца. В комплекте с одеялом хитроумная комбинация из разноплановых предметов вполне убедительно имитировала человеческую фигуру, однако ни Ирка, ни Вадик изобретательности автора композиции не оценили.
– А я-то еще удивилась, что она вещи не бросила посреди комнаты, как обычно! – с досадой пробормотала Ирка. – Ну, Ленка! Ну, зараза! Куда она, спрашивается, делась?
– Че-чемодан, – отодвигаясь от упомянутого предмета и бледнея, пролепетал Вадик. – О господи! Неужели?!
– Неужели – что?!
– Неужели Ленка там? В чемодане?! – прошептал Вадик. – Как Юрик был в сумке...
– Не говори глупости! – тоже быстро бледнея, прикрикнула на него Ирка. – Почему она должна быть в чемодане? Не надо ей в чемодан. И не поместилась бы она в чемодане.
Прозвучало это отнюдь не утешительно, как-то даже жалко. Вадик малодушно отвернулся и прошептал:
– Открой его!
– Господи, укрепи меня! – пробормотала Ирка и потянулась дрожащей рукой к замку чемодана.
Вадик крепко зажмурился. Замок щелкнул, молния свистнула, Ирка ахнула и воскликнула:
– Вот она где!
Вадик покачнулся и приготовился услышать кошмарную новость. Вместо этого послышались нежный шелковый шорох и удовлетворенное сопение. Осторожно открыв глаза, он посмотрел на Ирку. Она крутилась у зеркала, прижимая к верхней части своего организма полупрозрачную кружевную тряпочку жизнерадостного оранжевого цвета. Оценить, насколько это игривое одеяние Ирке к лицу и к телу, было невозможно: примерка нижнего бельишка поверх целомудренно укрывающего госпожу Максимову пухлого одеяла имела характер сугубо символического действа.
– Моя любимая маечка, – объяснила кокетка, встретив в зеркале непонимающий взгляд товарища. – Ленка, зараза, нагло свистнула ее у меня и использует как ночнушку.
– Только не сегодня! – напомнил Вадик, через плечо потыкав пальцем в ночевавший в Ленкиной постели чемодан.
Ни на нем, ни на прочих предметах, вкупе заменяющих в кровати пропавшую Ленку, никаких спальных одеяний не было.
– Похоже, твоя любимая подружка вообще не ночевала в номере? – спросил Вадик, нажимая на слово «твоя» и тем самым пробуждая у Ирки смутное чувство вины.