— Да, — печально улыбнулся Костромиров, — Руслан Соломонович, как никто, любил ввернуть в разговор латинскую фразу, хотя ученым-юристам такое вообще свойственно.
— И ты, Горислав, тоже этим грешишь, — заявил Хватко. — А ведь латынь — язык мертвый, нормальными живыми людьми не знаемый. Вот с кем вы, профессора, на нем разговариваете? С мертвецами? Хе, хе, хе!.. С другой стороны, твоему Щербинскому самое время сейчас…
— Какой же я, право, старый осел! — перебил его Костромиров и звучно хлопнул себя по лбу.
— Не наговаривай на себя — какой же ты старый? На полгода моложе меня. А что такое?
— Латынь! Разумеется, латынь! Все дело в ней… Феерично!
— Ты сейчас о чем? — насторожился следователь. Он по опыту знал, что словечко «феерично» его друг употреблял только в случаях неординарных.
— «Ляпсус бонорум» — вот что пытался сказать мне Щербинский перед смертью!
— И что сие значит?
— В переводе с латинского — это «пропажа имущества»!
— То есть…
— Именно! Покойный хотел сообщить, что у него что-то пропало! Точнее, было похищено некое имущество.
— Странно. Его племянник и единственный наследник заявил, что из имущества ничего не пропало, все, дескать, на месте.
— Во-первых, племянник мог чего-то и не заметить…
— Это верно, — кивнул помрачневший Вадим. — Или не пожелал заметить.
— Во-вторых, навряд ли ему известно обо всех ценностях, что хранились у покойного.
— И с этим соглашусь.
— Но ты прав, одна странность налицо: книжное собрание Щербинского стоит огромных денег, и если племянник говорит, что все осталось в неприкосновенности, значит, уже сверился с картотекой, которую покойный, конечно, не мог не вести. По крайней мере, проверил наличие наиболее редких экземпляров. Чего проще? И еще. Самый ценный экспонат коллекции — одиозное сочинение Владимира Даля по вопросу крови — тоже целехонько, а ведь эта книга стоит едва ли не
столько же, сколько вся остальная коллекция вместе взятая! И хранилась она на таком видном месте, что вор просто не мог не обратить на нее внимания.
— Следовательно, могли похитить нечто такое, что твой знакомый из соображений безопасности в картотеку не включил… — пожал плечами следователь и вздохнул. — М-да, это что же выходит — еще одно умышленное убийство? Ядрен-матрен!
— Скорее всего… Постой-постой, — поднял бровь Горислав, — как прикажешь понимать это твое «еще одно»?
— Чего тут понимать, — махнул рукой Вадим, — всего три дня тому назад в этом же доме уже замочили одного жильца. И тоже из ваших, из ученой братии… профессора Пухлякова. Причем тот случай — явный криминал: его оглушили, а после аккуратненько сунули головой во включенную на полную мощность духовку. Когда жена его обнаружила — она. отходила в магазин, — так вот, когда она вернулась, голова ее мужа уже запеклась, как рождественская индейка. Жуткое зрелище!