— И в узком кругу не стоит столь опрометчиво высказываться о лицах, облеченных властью, — наставительно произнес Арсафий Мономах.
— Истинная правда. Особенно когда у кормила этой власти стоят такие люди, как евнух Ставракий и патрикий Аэций! — согласился Трифиллий.
Мы все на него зашикали, ибо в этот момент из-за колонны портика неожиданно появился и стал приближаться к нам некий человек, облаченный в рваное вретище из козьей шерсти. По дикому взгляду, множеству язв, покрывающих его полунагое тело, по всклокоченным седым волосам и бороде и по особенной распространяемой им селедочной вони я тотчас узнал известного в городе юрода, прозванного Тельхином за зверообразный облик. Незадолго перед тем выпущенный из приюта для умалишенных при храме святой мученицы Анастасии, он подвизался тогда в рыбных рядах Большого эмвола и в Артополионе, занимаясь попрошайничеством и забавляя прохожих дикими гримасами и полоумными плясками.
Подойдя к нашей компании почти вплотную, сей гниющий старикашка сначала задрожал, точно в припадке трясучей болезни, потом принялся беззвучно открывать рот, тщетно силясь нечто сказать, затем стал тихонько покашливать и понемногу отхаркивать (а нутро у него было чернее смерти и в носу всегда словно что-то варилось) и, наконец, замогильным голосом заговорил:
— Подайте несколько оболов несчастному бедняку, о бесстыжие сыны порока! Или хотя бы вон ту отлично подрумяненную на вертеле курицу, начиненную, как я полагаю, миндалем! Довольно вам насыщать свои бездонные чрева, довольно набивать их сочной бараниной и вон теми спелыми и столь привлекательными на вид фигами! Но, видит Бог, недолго вам поглощать холмы хлебов, леса зверей, проливы рыбы и моря вин! Ибо истинно говорю вам: скоро уже сатана наполнит ваши желудки не медом и вином с миррой, но серой и испражнениями с пеплом смешанными!
— Сгинь, вонючий селеед! — тотчас закричал в ответ юродивому Арсафий, кидая ему под ноги горсть медных нуммий. — Возьми что причитается и ступай прочь, а то у меня от твоего гнусного смрада совсем пропал аппетит!
Я же, заметив, что волосы на голове и в бороде Тельхина шевелятся от обилия насекомых, доброжелательно посоветовал ему сходить на эти деньги в баню и тщательно вымыться. При этом я из милосердия также бросил попрошайке кусок тушеной в молоке ягнятины, но так неудачно, что попал ему прямо в лоб, и это заставило юродивого упасть на каменные плиты портика и заверещать дурным голосом, кашляя и разбрызгивая вокруг черную мокроту:
— Ах ты, погибшее создание! Ах ты, скудель греха и средоточие всех земных мерзостей! Почто губишь ты цвет своей юности в гнусности разврата? Почто сходишь с ума, несчастный, по источенной червями женской плоти? Пока не поздно, пади смиренным перед стопами Спасителя, отрекись от гордыни, самонадеянности, тщеславия, распутства и, паче всего, безбожия! Помни, о греховодник, что демоны, в обилии населяющие град сей, жаждут сделать тебя рабом порочности и тем обречь геенне огненной. Остерегись, заблудший, ибо вижу я — не далее как нынешней ночью совершишь ты нечто ужасное перед Господом!