— Вполне. Но позволено ли мне будет оправдаться? — настаивал Эрни, отчаянно пытаясь выторговать хоть какую-то уступку.
— Будущее покажет. Завтра Алекс поедет со мной домой, и я прошу тебя, Эрни, запомнить: моя дочь для тебя не игрушка. Я сам за ружье возьмусь, если ты ее обидишь. Ясно?
— Я не играл с ней. И не буду, — возразил Эрни.
— Тогда просто поразмысли как следует, прежде чем вернуться в ее жизнь. — Патрик Шонесси кивнул, давая понять, что разговор окончен. — Мы сейчас уезжаем. Желаю тебе разобраться со своими проблемами. Ничего не поделаешь, Эрни…
Выдав этот последний совет, он возвратился к своему семейству. И мини-автобус тронулся прочь, увозя их от переживаний сегодняшнего дня.
Эрни с тяжелым сердцем следил за задними огнями автобуса, пока те не пропали в темноте. Не было никакого смысла преследовать Алекс. Патрик Шонесси прав: будущее нельзя завоевать силой, его можно только построить, причем фундамент должен быть прочным…
Чувство справедливости Эверетта… Сказать по правде, Эрни не так уж и часто вспоминал об отце, должно быть, оттого, что не пошел по его стопам. Однако тем не менее он оставался одним из его сыновей и гордился этим. Может, он и не разводит овец, но зато у него свое дело, и Эрни был уверен, что отец первый порадовался бы его успехам.
Но если говорить о личной жизни… заслужила бы она одобрение Эверетта Принса?
Эрни заглянул себе в душу. Плейбой Принс. Чего он добился этим титулом? Ничего из того, что стоило бы ценить. Ничего, кроме проблем в отношениях с женщиной, которую он любил.
Оставалось понять, сможет ли Эрни вернуть хоть что-то из того, что потерял этой ночью?
Рождество… Однако Алекс не чувствовала никакой радости при мысли о празднике. Раньше в этот день она открывала глаза с радостным предвкушением. Но сегодня не было никакого желания вылезать из постели, чтобы проверить, встали ли остальные, и разбудить их, если еще спят. Поддерживать счастливое выражение на лице требует немало усилий, и лучше было повременить с этим сколько можно.
Алекс неподвижно лежала на своей старой кровати, а ее взгляд лениво блуждал по комнате. Все вещи, служившие ей в детстве и отрочестве, остались на своих местах. Вернувшись домой, Алекс словно вернулась в прошлое, хотя сама при этом нисколько не изменилась.
На комоде восседала чудесная кукла, подаренная матерью, когда дочери исполнилось четыре года. Алекс никогда не играла с нею, она вообще не понимала, зачем нужны куклы. Длинные золотисто-каштановые локоны все еще украшали зеленые атласные банты, а белое шелковое платье, отделанное оборками и кофейного цвета кружевом, оставалось таким, каким было двадцать четыре Рождества назад.