А также не ощутив запаха сгоревшего кордита, вони застарелых ран, тяжёлого амбре сопревшего на теле белья, смрада разлагающихся трупов, которые невозможно было убрать из-за пулемётного огня. Не познав тяжёлого отчаяния потери боевых друзей, не почувствовав боли рвущих тело пуль и осколков, и не осознав всей степени разочарования, когда Германия проиграла войну.
Зачем четыре года гнили в окопах? Зачем гибли целыми батальонами, повисая на колючей проволоке под секущим огнём пулемётов? Зачем травились газами, взрывались на минах, гибли от осколков снарядов? Зачем...?
Но теперь он отплатит за все свои унижения. Вот перед ним генерал, которого он может одним своим капризом обратить в ничто, в пыль, которую развеют ветры, и никто не вспомнит о существовании такого человека. Ведь, в приказе не упоминалось, что его обязательно нужно доставить живым.
- Могу вам сообщить, оберштурмбанфюрер, что разговаривал вчера с фюрером и никаких указаний о прибытии в Берлин он не отдавал. - Роммель успокоился. Это не желание Гитлера, а личная инициатива Гиммлера, или кого-то из его заместителей. А следовательно, никаких улик против него нет, а всего лишь подозрения. Но успокаиваться рано. Фанатичный блеск в глазах эсесовца настораживает. Этот может пойти на что угодно, если будет уверен, что сумеет оправдаться.
- Поэтому я считаю вас самозванцами. - Продолжил генерал. - И требую, чтобы вы сдали оружие.
Обнаружив направленные на них автоматы, двое других посланцев СС осторожно подняли руки вверх, но оберштурмбанфюрер рванул свою кобуру и выхватил парабеллум.
- Не дурите, оберштурмбанфюрер. - Постарался успокоить его Роммель. - Постараетесь открыть огонь, и тогда отсюда вы не уйдёте.
Но было поздно. Сверкнуло пламя на обрезе ствола парабеллума и упал на пол лейтенант охраны, прикрывший своим телом генерала. Затрещали автоматы, укладывая эсесовцев на пол, но хлопнул ещё один пистолетный выстрел. Роммель ощутил резкий удар в живот, согнулся пополам и стал оседать вниз, на тело своего верного охранника.
Загремели выстрелы снаружи. Вскоре в дот ворвался начальник охраны, кинулся к телу генерала, проверил пульс.
- Врача сюда, немедленно! - Привёл он в чувство солдат охраны. - Или найдите носилки! Двое носилок!
Лейтенант пытался открыть глаза, но те почему-то отказывались ему повиноваться. Его качало в такт шагам солдат его взвода, несущих своего командира к операционной. Наконец, он сумел приподнять непослушные веки, обнаружив над собой ослепительно синее небо.