При одном только упоминании этого имени мышцы Гейджа напряглись.
— Сядь! Я налью тебе бренди!
— А где телефон?
— Вон там. Пройди вперед.
Гейдж боролся с собственными демонами, подойдя к бару за графином и двумя бокалами. Дебора была одна и при всей своей находчивости оказалась уязвима. Когда он услышал ее крик… Он с такой силой сжал графин, что побелели пальцы. Если бы на месте посланца оказался сам Монтега, Дебора была бы уже мертва! И он бы пришел к ней на помощь слишком поздно.
Потерять ее… ничего страшнее с ним не могло случиться ни в прошлом, ни в будущем.
Она сидела, очень прямая, очень напряженная, лицо слишком бледное, глаза слишком темные. В одной руке она держала трубку, другой вертела шнур. Гейдж сразу понял, что первым делом она позвонила своему зятю.
Они угрожали ее семье. Он видел, что малейший риск для их благополучия ей страшнее любого покушения на собственную жизнь.
— Пожалуйста, звони мне каждый день! — настаивала она. — Обеспечь Силле охрану на радиостанции. Дети… — Она закрыла лицо рукой. — Господи, Бойд! — Какое-то время она слушала, кивала, пыталась улыбаться. — Да, я знаю, знаю. Ты не зря получил звание капитана. Со мной все будет в порядке. Да, и осторожной. Я люблю тебя. Всех вас. — Она снова помолчала, сделала глубокий вдох. — Да, я знаю. Пока.
Она положила трубку. Ничего не говоря, Гейдж сунул ей в руки бокал. Сначала она его держала, обхватив руками, глядя на янтарную жидкость. Сделав еще один глубокий вздох, поднесла бокал ко рту и начала жадно глотать. Содрогнувшись, допила до дна.
— Спасибо.
— Твой зять хороший полицейский. Он не допустит, чтобы с ними что-нибудь случилось.
— Несколько лет назад он спас Силле жизнь. Тогда они и влюбились друг в друга. — Дебора красноречиво смотрела на него влажными глазами. — Я так беспокоюсь, Гейдж! Они — моя семья! Если я потеряю их, я потеряю все! Одна мысль о том, что я сделаю что-то такое, что может… — Дебора замолчала, страшась произнести невероятное. — Когда погибли мои родители, я думала, что в моей жизни не может произойти ничего страшнее этого! Но теперь… — Она повернула голову и взглянула на бутылку бренди. — Моя мать была полицейским!
Он знал. Он знал это, но сейчас не стал прерывать ее, чтобы дать Деборе выговориться. Своей большой рукой он накрыл ее маленькую руку.
— Она была хорошим полицейским, а может быть, мне только так говорили. Когда они погибли, мне было всего двенадцать лет. Я ее почти не знала. Она не была предназначена для материнства!
Дебора не обратила внимания на его руку, но Гейдж чувствовал ее боль.