Люк рассмеялся:
— Хорошая мысль. Но только если он наденет голубой бархатный сюртук.
Сердце Джоселин колотилось так сильно, что она едва могла дышать. Кажется, сейчас ей сделали предложение. Или это она сделала? Что бы это ни было, она никогда раньше не чувствовала себя такой счастливой.
Когда они прибыли к дому доктора Дэйва, лицо Люка светилось так, словно он познал главный смысл жизни.
— Что ж, мы приехали, и я прошу вас рассказать мне, что происходит, — сказала Джос.
— Я думаю, сначала нам следует выпить чаю, — ответил доктор Дэйв.
— Обманщик! — воскликнули хором Джос и Люк и рассмеялись.
— Я очень бы хотел знать, что с вами сегодня произошло? — в свою очередь, спросил доктор Дэйв.
— Я была в парикмахерском салоне, — ответила Джос.
— А я наконец-то выспался, — сказал Люк.
Доктор Дэйв перевел взгляд с одного на другого.
— Нет, случилось что-то еще. — Он протестующе поднял руки. — Нет, нет, не говорите мне. Мои старые мозги не могут вместить слишком много информации.
Он повернулся к Джоселин:
— Нам с Люком удалось раскопать многое. Если вы не хотите подождать, пока мы выпьем чаю, тогда я предлагаю, чтобы мы пили чай, а Люк прочитал бы последнюю часть истории мисс Эдилин.
— А чай горячий?
— Уже кипит.
— Тогда я готова подождать.
Англия, 1944 год
— Чувствую себя голодным волком, — пробормотал старый Хэмиш за завтраком. Эдилин и Дэвид попытались скрыть улыбки. Если этот человек что-нибудь и умел делать, так это есть. Но сначала он не погнушался назвать Дэвида предателем, потому что еда была итальянская, а Италия воевала на стороне Германии.
— Если вы не хотите есть… — сказал Дэвид и начал отодвигать тарелку, но Хэмиш ухватился за нее.
— Пожалуй, если я съем тарелку спагетти, это миру не повредит.
— Это… — забормотал Дэвид, но остановился.
Стоит ли объяснять человеку разницу между пиццей, спагетти и пастой? Сразу после завтрака старик исчез в своей комнате.
В то утро Эдилин обнаружила позади амбара старую полуразрушенную теплицу. Она была почти скрыта засохшими виноградными лозами, а внутри росли помидоры, которые размножались сами по себе. Виноградные плети сохраняли почву теплой, а отсутствие листьев на них позволяло весеннему солнечному свету проникать внутрь.
— Я мог бы расцеловать тебя за это, — сказал Дэвид, вынимая круглый сочный помидор из маленькой корзинки, которую Эдилин протянула ему. — На самом деле я мог бы расцеловать тебя за все.
Она отступила, но улыбнулась:
— Разве ты не знаешь, что я недотрога?
— Я слышал об этом, — сказал Дэвид вдруг охрипшим голосом и подошел ближе.