Я подумал, как, должно быть, Лазарь ненавидел яйца, которые ел изо дня в день. Он был вынужден покупать у мистера Эйхгрина те яйца, что нечаянно разбивал; первое время они с Ольгой только ими и питались: в виде яичницы, всмятку, вкрутую, сырыми, взбитыми с сахаром. Исидору покупать яйца не приходилось, он при упаковке ничего не разбивал, но зато он их воровал и перепродавал, пока его не застукали и не уволили.
Небритый упитанный папаша зорко следил за двумя дочками, которые, присосавшись к соломинкам, наливались кока-колой. Женщина средних лет в деловом костюме хрустела картошкой. Блондин совершенно неславянской внешности, в очках, как у Джона Леннона, сидел, держа за руку роскошную брюнетку, явно из местных; она смотрела по сторонам, не обращая внимания на заигрывания молодого человека. К тому времени, когда мы принялись за маккофе, я уже не мог сдерживаться — меня понесло.
— В свой последний приезд в Сараево, года два назад, я заметил, что, гладя на лица людей, вижу их не такими, какими они хотят быть, а какими были в прошлом. То же самое с городом: я ходил мимо приукрашенных развалин и изрешеченных пулями фасадов, а видел здания в том виде, в каком они были до войны, а не сейчас. Словно рентгеном, проникал сквозь оболочку и добирался до старого, изначального варианта. Не мог видеть настоящее, только прошлое. И мне казалось, что если бы я видел все, как оно есть в реальности, то сразу же забыл бы, как было раньше.
— Черт побери, Брик, до чего же ты любишь трепаться о том, что одного тебя интересует. Как только жена тебя терпит?
— В прошлый раз я ездил без Мэри, — продолжал я, нисколько не смутившись. — И у меня возникла шальная мысль, будто моя жизнь аккуратненько разделилась на две части: мое настоящее — в Америке, а все прошлое осталось в Сараеве. Потому что, как ни крути, в Сараеве нет такого понятия как „сейчас“, нет „Макдоналдса“…
— Но ведь это неправда, — сказал Рора.
— Что неправда? — спросил я; ответа я, честно говоря, не ждал.
— То, что ты говоришь, неправда. Если ты чего-то не видишь, это не означает, что его не существует.
— Чего не существует? Мэри? — переспросил я. Признаться, я уже не помнил, с чего начал.
— Ты видишь многое, но не все. Сараево всегда будет Сараево, независимо от того, что ты там видел или не видел. Америка будет Америкой. Прошлое и настоящее существуют независимо от тебя. Ты многого не знаешь про мою жизнь, но это не значит, что ее нет. То же самое можно сказать и про твою жизнь. Все существует, независимо оттого, видишь ты это или нет. Да и вообще, кто ты такой? Вовсе не обязательно, чтобы ты все видел и все знал!