Бизон покинул свой пост и подошел к крупье, с другого бока ее прикрывал пит-босс; оба угрожающе уставились на Рору, только Рору так легко не испугаешь. Не испытывал страха и я, хотя смерть или боль маячили на горизонте; перспектива быть ограбленным до последней нитки тоже не пугала. Наоборот, все это меня возбуждало. Охранник обошел стол и встал рядом со мной, возможно, хотел проследить, не посылаю ли я сообщнику сигналы.
И вдруг в зале погас свет; у меня душа ушла в пятки — мало ли что может случиться в кромешной темноте. Бизон ущипнул меня сквозь рубашку, по-садистски вывернув кожу; я не ожидал, что будет так больно; внезапное нападение было пугающим и одновременно абсурдным, и я захихикал. И ринулся к выходу, но, зацепившись за стул, упал. Тут же зажегся свет, словно его специально выключали, чтобы я плюхнулся на пол. Все остальные, включая Рору, оставались на своих местах.
— Я закругляюсь, — сказал Рора на боснийском. Мужики поняли и кивнули, мол, мудрое решение, молодец. Вели они себя так, будто свет и не отключался. Рора пододвинул к крупье маленький столбик фишек — чаевые; я встал и поднял стул.
Я помог Pope отнести фишки в кассу, по дороге уронив несколько штук на пол — мне сильно мешала камера, — но и не подумал нагнуться и их поднять. Рора выиграл полторы тысячи евро. На Украине за такие деньги можно купить трудолюбивого крестьянина. Мысль, что Сюзины деньги поработали и принесли прибыль, приятно грела душу. Бизон проводил нас до дверей, пожелал доброй ночи. Я ответил ему тем же на своем родном языке. И только на улице, под львовским дождем, чуть не отрубился от переполнявшего меня страха, смешанного с радостным возбуждением.
В кафе «Вена» я опорожнял одну за другой рюмки самого дорогого армянского коньяка из их запасов, а Рора доверительно поучал меня, что главное, когда играешь в блек-джек, — уметь считать карты. Но ни в коем случае нельзя показывать это противникам — пусть им кажется, что ты вообще не думаешь. Пусть решат, что ты полный валенок.
Миллер обожал играть в покер, считая это неотъемлемой частью американского образа жизни. Он играл с другими иностранными корреспондентами, но вскоре партнеров у него не осталось. Рора, желая втереться к Миллеру в доверие, пообещал найти ему более-менее постоянных партнеров. Он знал, что Рэмбо — заядлый картежник и что возможность сыграть в покер с Миллером потешит его самолюбие: защитник Сараева против американского военного корреспондента. Короче, Рора организовал их встречу. За карточным столом собрались: сам Рора; туповатый, но отчаянный Бено — на всякий случай; офицер особого отдела боснийской полиции, приставленный к Миллеру в качестве охранника, хотя и усердно лизал задницу Рэмбо; и какой-то человек из правительства, обеспечивающий крышу для Рэмбо. Все, кроме Миллера, знали, что Рэмбо выиграет. Рора благоразумно вышел из игры, быстро проиграв небольшую сумму. Проигрыш он рассматривал как инвестицию: основной целью этой игры было свести Рэмбо и Миллера и потом извлечь из этого выгоду для себя. Рора описал мне в деталях все комбинации, все обманные ходы, все ставки; в самом конце за столом остались только Рэмбо и Миллер. Перед Рэмбо лежала толстая пачка долларов, перед Миллером — пачка поменьше и фул-ха- ус на руках — три короля и две дамы. Но это была западня, Рэмбо-то сидел с четырьмя тузами. Они повышали ставки до тех пор, пока Миллер не выложил на стол часы и золотую цепочку и стал играть на свою будущую зарплату. Он был в стельку пьян после пары бутылок джина, которые сам же и принес, но поклялся заплатить Рэмбо, если проиграет. При любых других обстоятельствах, и уж тем более не в осажденном городе, никто бы не согласился на такие условия, но все присутствующие, и Рэмбо, и даже пьяный Миллер знали, что в Сараеве смерть ходит за тобой по пятам (будь ты хоть американским репортером): одно неверное движение, дурацкая ссора, выстрел снайпера — и все. Миллер, естественно, продул; Рэмбо обыграл его как мальчика. Впоследствии Миллер оказывал Рэмбо мелкие услуги: то отвезет приятелю небольшую посылку, то опубликует статью в американской прессе про то, как геройски Рэмбо сражается с четниками, то передаст наркотики другим западным корреспондентам, то сведет Рэмбо с телевизионщиками и т. п. Рору такой расклад очень устраивал: на передовую идти не надо, никаких тебе больше ночных вылазок и траншей — ведь Рэмбо приставил его к Миллеру, чтобы он с того глаз не спускал.