Облака полетели еще быстрее, машины и пешеходы превратились в размытые пятна. Тени деревьев стремительно перемещались и удлинялись в лучах послеполуденного солнца. Скоро наступил вечер, и облака приобрели розоватый оттенок, потом мгновенно сгустившийся сумрак поглотил день и показались звезды, а за ними торопливо прокатилась по небу луна. Далекие светила закружились в водовороте вокруг Полярной звезды, небо постепенно голубело, и на востоке всходило солнце.
— Восемь с половиной тысяч дней в одном, — объяснил папа. — Моя любимая скорость! Посмотри на листья!
Солнце снова взошло и снова опустилось за горизонт меньше чем за десять секунд. Мы уже не могли рассмотреть пешеходов да и сами сделались для них невидимками, а машину нам удалось бы разглядеть, только если бы она простояла на месте не меньше двух часов. Но непривычнее всего вели себя листья! У нас на глазах они пожухли, очертания ветвей утратили четкость, река превратилась в мягко струящееся, ничем не колеблемое зеркало. Вот и трава увяла, небо помрачнело, а долгую тьму теперь лишь ненадолго прерывали проблески света. По дороге медленно ползли крохотные светлячки — фары машин, а брошенный как раз напротив нас тяжелый немецкий грузовик сам собою быстро развалился и ухнул в реку вверх колесами.
— Так бы смотрела и смотрела, пап, хоть целую вечность. Ты всегда так путешествуешь?
— Так медленно — никогда. Это для туристов. Обычно мы путешествуем со скоростью десять миллиардов дней в одном. А если странствуешь в обратном направлении, приходится двигаться еще быстрее.
— Назад надо еще быстрее? — переспросила я, пораженная нелогичностью.
— На сей раз хватит и этого, Горошек мой Душистый. Просто смотри и наслаждайся.
Похолодало, и я прижалась к отцу, наблюдая, как толстый покров снега укутывает дорогу и лес вокруг.
— С Новым годом, — сказал папа.
— Подснежники! — в восторге воскликнула я, когда сквозь снег пробились зеленые росточки, расцвели и доверчиво потянулись к низкому солнцу. Потом снег растаял, река снова освободилась ото льда, а возле перевернутого вездехода скопилось немного мусора. Сама машина ржавела прямо на глазах. Солнце поднималось все выше и выше, и вот уже раскрылись нарциссы и крокусы.
Я удивленно ахнула, когда крохотный побег стал взбираться по моей ноге.
— Держись от них подальше, — посоветовал папа, отводя ежевику, пытавшуюся опутать его своими плетями.
Мой собственный росток зеленым червячком потыкался мне в руку, а потом отвернулся. Я точно так же отвела и остальные ожившие стебли, которые на меня покушались, а папа одним ловким движением завязал свою плеть ежевики в изящный бант.