и торжественно водрузила на проигрыватель древнюю грампластинку на семьдесят восемь оборотов с записью сэра Генри Ирвинга, который читал монолог Гамлета так невнятно, словно жевал при этом носок.
— Нет, спасибо, мэм. Вы сказали, у вас есть экземпляр «Карденио»?
— Конечно! — вскричала она, а затем, подмигнув, добавила: — Наверное, эта новость для вас как гром среди ясного неба, а? Еще бы, потерянная пьеса Уилла!
Я не стала ей говорить, что на нас чуть ли не каждую неделю валится очередной «Карденио».
— Мы просто не могли в себя прийти от изумления, миссис Хатауэй>34.
— Зовите меня Энн>34! — улыбнулась женщина и, выдвинув ящик письменного стола, бережно извлекла оттуда книгу в розовой оберточной бумаге.
С благоговением водрузила она свое сокровище на стол перед нами.
— Я купила ее на прошлой неделе на распродаже вещей из частного дома, — доверительно сообщила нам миссис Хатауэй>34. — Наверное, владелец и не подозревал, что у него среди непрочитанных романов Дафны Фаркитт и ветхих номеров ежемесячника «Лучшие старинные тосты» скрывалась давно утраченная шекспировская пьеса.
Она подалась вперед.
— Представляете, она досталась мне за бесценок. По-моему, это самая важная находка с тех пор, как был обнаружен фрагмент «Короля Лира», — радостно продолжала хозяйка, сложив руки на груди и с обожанием глядя на гравюрный портрет Барда над камином. — Тот фрагмент написан рукой Уилла и содержит только две строфы диалога Лира и Корделии. Его продали на аукционе за миллион восемьсот тысяч! Подумать только, сколько может стоить «Карденио»!
— Подлинный «Карденио» был бы просто бесценен, мэм, — вежливо заметил Безотказэн, подчеркивая слово «подлинный».
Я отложила книгу. Мне уже хватило.
— Жаль разочаровывать вас, миссис Хатауэй>34…
— Энн>34! Зовите меня Энн>34!
— …Энн>34! Мне жаль, но вынуждена сообщить вам, что это, по-видимому, подделка.
Она не слишком обиделась.
— Вы уверены, дорогая? Вы ведь совсем немного прочли.
— Боюсь, что так. Рифма, размер и даже грамматика не соответствуют ни одной из известных шекспировских пьес.
На некоторое время повисла тишина. Хатауэй>34 переваривала мои слова, нахмурившись и прикусив губу. Ее внутренние борения можно было наблюдать невооруженным глазом. Наконец, как это нередко случается, упрямство взяло верх над здравым смыслом, и она агрессивно заявила:
— Уилл умел блестяще менять стиль, мисс Нонетот! И вряд ли некоторое отступление от канонов способно помешать идентификации!
— Вы меня не поняли, — возразила я как можно тактичнее. — Это нельзя назвать даже хорошей подделкой.