— Все прочла, — ответила бабушка. — И остальные его поэмы тоже, так, на всякий случай.
Я отложила ракетку. Шарик проскакал мимо.
— Ты победила, бабуль. Мне надо поговорить с тобой.
Она неохотно согласилась, и мы отправились к ней в спальню — маленькую комнатку, обитую мебельным ситцем, которую она мрачно именовала своим «залом ожидания». Мебель в комнате почти отсутствовала, а на стенах красовались фотографии — моя, Антона, Джоффи и мамы — рядом с несколькими пустыми рамками.
Как только мы сели, я сказала:
— Они… они устранили моего мужа, ба.
— Когда они его убрали? — спросила она, глядя на меня поверх очков, как обычно смотрят бабушки.
Она ни на секунду не усомнилась в моих словах, и я как можно быстрее изложила ей все, что знала. Не рассказала только о ребенке.
— Хм-м, — протянула бабушка Нонетот, когда я закончила. — Моего мужа они тоже убрали. Я тебя понимаю.
— Но почему?
— По той же причине, что и твоего. Любовь — чудесная вещь, дорогая моя, но она делает тебя уязвимой, любящего легко шантажировать. Только дай волю тиранам, и все будут страдать так же, как ты, если не хуже.
— Значит, мне не вернуть Лондэна? И пытаться не стоит?
— Вовсе нет! Просто хорошенько подумай, прежде чем помогать им. Им наплевать на тебя и на Лондэна, они хотят одного — получить назад Джека Дэррмо. Антон все еще мертв?
— Боюсь, что да.
— Как жаль. Я-то надеялась увидеть твоего брата раньше, чем сама откину копыта. Знаешь, что хуже всего в смерти?
— Что, ба?
— Так и не узнаешь, как все обернется.
— А тебе удалось вернуть мужа, ба?
Вместо ответа она вдруг положила руку мне на живот и улыбнулась всезнающей полуулыбочкой, которую, похоже, изучают все бабушки в школе бабушек вместе с вязанием крючком, тактикой боя на январских распродажах и удивленным возгласом «а что это ты там делаешь»?
— В июне? — спросила она.
С бабушкой Нонетот никогда не надо спорить и выяснять, откуда она все знает.
— В июле. Но, ба, я не знаю, от Лондэна он, или от Майлза Хока, или от кого еще!
— А ты спроси у этого самого Майлза.
— Не могу!
— Тогда трясись дальше, — ответила она. — Черт возьми, бьюсь об заклад, что отец — Лондэн! Ты же сказала, что воспоминания твои устранить не удалось, так почему бы и ребенку не остаться? Поверь мне, все будет хорошо. Может быть, не так, как ты думаешь, но все обязательно кончится хорошо.
Хотелось бы мне разделять ее оптимизм! Она убрала руку с моего живота и легла на кровать — игра в пинг-понг взяла свое.
— Мне надо как-то попасть в книги без Прозопортала, ба.
Бабушка открыла глаза и посмотрела на меня очень проницательно, что было странно для человека ее лет.