— Папа, ты когда-нибудь думаешь о прошлом? О том, как мы здесь оказались? О том, почему все сложилось так, как сложилось?
Он кашлянул и кивнул:
— В последнее время я редко думаю о чем-то другом.
— Ты думаешь о той ночи, когда сгорел дворец?
— Это было до твоего рождения.
— Да, но мне кажется, что события той ночи во многом повлияли и на мою жизнь.
Отец схватил ее за руку, словно пытаясь остановить.
— Но почему? Ты не имеешь ко всему этому никакого отношения.
— Но та ночь была ужасным началом нового режима. Режима, при котором я живу всю свою жизнь.
— Во время войны всегда случаются ужасные вещи. — Он отвернулся, словно не желая об этом говорить. — С этим ничего нельзя поделать.
Пеллеа чувствовала, что Монте начинает закипать. Она помедлила. Если ее отец не собирается выражать свое сожаление, этот разговор все только усложнит. Сможет ли Монте контролировать свои эмоции? Стоит ли ей продолжать?
Она должна попытаться.
— Но, папа, ты всегда говорил, что так много ошибок было совершено.
— Людям свойственно ошибаться. С этим тоже ничего не поделаешь.
Пеллеа услышала, как Монте раздраженно вздохнул. Еще немного — и его гнев вырвется наружу. У нее ничего не получилось. Нужно поскорее его отсюда уводить.
— Ладно, папа, — произнесла она, собираясь уходить.
Но неожиданно ее отец снова заговорил.
— Поджог замка был страшным преступлением, — тихо произнес он, и Пеллеа испугалась, что Монте мог его не услышать. — Не говоря уже об убийстве короля и королевы.
Пеллеа почувствовала, что еще не все потеряно.
— Что случилось? — спросила она. — Как ситуация вышла из-под контроля?
— Ты вступаешь в войну, движимый высокими целями, но, как только фитиль зажжен, огонь уже нельзя контролировать. То, что произошло, не должно было произойти. Многие из нас долго не могли себе этого простить. Я до сих пор вспоминаю ту ужасную ночь с болью и глубоким сожалением.
Именно такой ответ Пеллеа и надеялась получить. Главное, чтобы Монте его услышал и воспринял как искреннее раскаяние. Она взяла отца за руку и переплела свои пальцы с его.
— Скажи, почему ты примкнул к повстанцам.
— Я был неопытным, и мне казалось, что Де Анжели закоснели в своем нежелании что-либо менять. Они отвергали все формы модернизации. Стране нужна была встряска. Мы считали, что нужно было немедленно что-то предпринять.
— А сейчас что ты думаешь по этому поводу?
— Сейчас я думаю, что нам следовало действовать медленнее. Пытаться вести переговоры, а не устраивать вооруженное нападение.
— Значит, ты сожалеешь, что все так получилось?
— Да, глубоко сожалею.