И вообще, у него слух испортился.
И вот тогда — для восстановления потухшего слуха Бегемота — я пел ему, читал стихи, декламировал творения политических авторов, ерничал, словоблудствовал и вообще, вел себя как полный кретин: сочинял, например, детские стишки:
Утром распухло яйцо динозавра.
Самца… —
и так далее.
Наконец я был прощен, потому что персиковые косточки — это была моя идея.
И армяне тоже.
Им позволено было жить и размножаться.
И они были оставлены в своих горах с гранитом, вазелином, чабрецом и кизилом в полном счастье.
Кончилась наша армянская эпопея, зато все остальное, по-моему, только началось.
Как вы относитесь к электрошоку?
Скорее всего, никак.
И подобное устойчивое легкомыслие будет наблюдаться до тех пор, пока вы с ним не столкнетесь.
Будет так: вы стоите в этой стране на асфальте, ни о чем не подозревая, и тут вам неожиданно встречаются пятьсот вольт, и вы их наверняка поприветствуете, поднимете, скажем, ножку, с видимым усилием отведете ее в сторону, откроете пошире глазки, ртом захотите сказать: «Ах!» — да так и замрете, думая о себе как о постороннем, который стоит (если стоит), держась глазами за забор, и валит в штаны.
Бегемот навалил в штаны, когда случайно эта штука у него в кармане сработала.
Амикошонство с подобными вещами, я считаю, не проходит бесследно — это мое личное наблюдение.
До этого Бегемот прикладывал это выдающееся изобретение ко всяким встречным пьяницам и бродячим собакам, радостно наблюдая у них хорошо отрепетированный паралич, и тут, закончив, как он изволил выразиться, «ходовые испытания», он сунул ее в брючный карман и совершенно машинально нажал куда следует и тут же обосрался — и буквально, и фигурально.
Вообще-то военнослужащий, должен вас предупредить, многое делает машинально, особенно нажимает на курок.
Никакого разумного объяснения этому явлению нет.
В лучшем случае говорят: «Парность случая» — то есть если нажал один раз, то, что бы ни случилось, нажмешь еще.
Я сам однажды нажал, когда мне показывали газовый пистолет, дети брызнули в окна.
А у Бегемота поменялось лицо, чуть не сказал «на жопу», то есть я хотел заметить, изменилось его выражение: вихреватое добродушие сменила сторожевая бдительность и общая полканистостъ.
Точно такое же выражение я видел только у жены маячника— смотрителя маяка, когда ее вместе с подкидной доской сняла с постамента портовая грязнуха, а доска называлась подкидной потому, что устанавливается в деревянном гальюне, стоящем на торце пирса, на полу,
в ней еще дыра прорубается,
и вот через эту дырищу волной-то тебя и может запросто поднять и даже подкинуть под потолок,