А я: тра-та-та — записал.
Или:
— В сердцевине каждой монады, видите ли, находятся эти самые сингулярности.
А вокруг цветы и всевозможные фрукты, разбросанные щедрой рукой того самого дарителя, скрытого от нас навсегда; того самого, кто позволяет и допускает и наш лепет, и все эти потуги относительно философии мимолетнейшей из наук, каждое утверждение которой — боже ж ты мой! — не более чем бабочка-турчанка, назначенная позировать. А все потому, что ему— тому дарителю — просто очень-очень хорошо, смешно и светло на душе.
Как подумаешь об этом, так непременно улыбнешься.
— Ты чего? — спросит тогда Серега, а я скажу ему:
— Да просто так…
— У меня прыщики на залупе.
Костик. Если он заговорил о своей… э-эм… залупе, то лучше его все-таки выслушать.
— Понимаешь, раньше их никогда не было. А залупа…
По моим наблюдениям, у Костика это самое чувствительное место. У некоторых имеются чувствительные губы, а у Костика…
— …и она болит. Вернее, чешется. Точнее, я думаю, свербит.
Сейчас он опишет нам все свои состояния.
— …и вот еще: она ноет.
Мне кажется, самое время изложить «причины кончины», как говорил наш старпом. «Какие у вашей кончины, — говорил он, имея в виду конец, если хотите, или член, проще говоря, — были причины?..»
— Я лечился вместе с женой…
Ах вот оно что.
— …от возможного заражения ее микрофлорой…
Печально, и все-таки.
— У женщин она не заразная, но…
Мы узнаем много нового.
— но вот в чем проблема… Ну?
— Она становиться агрессивной во время месячных или климактериальных явлений. И в принципе ничего страшного, но эти почесывания.
Да.
— …стоишь и чешешься, чешешься…
Да.
— И самое интересное, никогда раньше не чесалось. Врачи заставили меня съесть антибиотики, и я их жрал, как гиена конину, а меня тошнило, как последнюю блядь.
Ну, это, может быть, слишком.
— Да, да, как последнюю блядь.
Видимо, навязчивый образ.
— Пойду опять в медчасть. Если врач ничего не придумает, воткну ему все его тюбики в жопу. У меня же ничего не было. Но меня заставили. Говорят, если жена лечится, то вам обязательно надо принять курс. Принял, сука, курс и теперь вот чешусь. Хорошо еще, что член не отвалился.
Да, я полагаю.
— А что ты думаешь? Я иногда заглядываю в трусы с надеждой, поскольку кажется, что там что-то физически отделяется. Думаю, не может быть, чтоб отвалился. Так однажды физически ощутил, что даже перестал чесаться. Пойду посмотрю, что он скажет.
(Врач, наверное.)
— Слушай, хорошо, что ты меня выслушал с пониманием. А то нашим только скажи, они тут же ржать начнут, и никакого толку. Схожу, и если только доктор ничего не придумает…