И кроме того, тот слащавый, Себастьян Феррейра, сын самого богатого человека в мире. У них вроде серьезно. Желтая пресса заткнулась насчет их отношений, а она затыкается лишь тогда, когда у людей все хорошо, и им нечего и не от кого скрывать. Он трахает ее; он женится на ней, если она захочет связываться узами брака; он сильный и умный, и будет править собственной финансовой империей, которая в денежном эквиваленте покрупнее некоторых земных государств. А ты — нищий парень с района, русский поляк, сын…»
Я сбился с мысли и почувствовал, что закипаю. И на сей раз рядом нет Толстого, которого можно ненавидеть, вылив на него всю свою злость.
«Что, Хуанито, стыдно? Ну, давай, договаривай! Хватит себе врать! Восемнадцать лет ты врешь себе, боясь принять очевидное! То, что БЫЛО, и что никто не в силах изменить!
Ты — сын проститутки, которая залетела от клиента!»
Я опустил голову и почувствовал, что слезы готовы сорваться из глаз. Как же это тяжело, принимать правду, смотреть ей в глаза! Но сделать это необходимо.
Что бы мать ни говорила, как бы ни врала, это ничего не изменит. Ты сам никогда и никому не позволишь произнести это вслух, но факты, документально подтвержденные, зафиксированные в базах данных — слишком объективный показатель. А значит, дорога в более-менее приличное общество тебе закрыта. Навсегда.
Будь ты трижды гением, трижды везунчиком, но прошлое не изменить. Венера, какой бы свободной и раскованной планетой ни была, тоже имеет свои неписанные законы. Даже здесь проститутка — это проститутка. Не презираемый член общества, как на Земле, но в высшие круги дороги для нее не существует. Как и ее детям.
Поэтому, родной ты мой «император», даже если случится нечто невероятное, ты встретишься с нею еще раз, и она в тебя влюбится (что вдвойне невероятно), ты все равно останешься Хуаном Шимановским, парнем с района, а она — инфантой и будущей королевой. И иначе быть не может.
Самооценка рухнула, резко и бескомпромиссно. Но зато появилось ощущение твердости, уверенности в себе. Наверное, стоило раньше признать сей факт и смириться, не цепляясь за соломинку неверия и неведения. Да, я буду грызть землю зубами, драть стены когтями, но царапаться и лезть наверх. Просто мой потолок — это мой потолок, и нечего разевать рот на то, что не доступно в принципе. Вот так. Жестко, зато практично.
Я расслабился, лег и закрыл глаза. От озера исходил не очень приятный запах, но лучше полежать здесь, наедине, чем терпеть присутствие сотен людей вокруг. Потерплю, не впервой.
Итак, я принял свое происхождение, и наметил план действий на ближайшие годы. Не прозябать в нищете, а добиваться успеха. Больше никакой хандры, никакого нытья, никакой раскрытой не по делу «варежки». Плевать на уродов типа Толстого: я — это я, а они — это они. У нас в жизни разные задачи.