– Что за музыка?
– Целый день у меня в голове тренькает какой-то навязчивый мотивчик. Он мне вроде бы знаком, но я никак не могу вспомнить.
– Может, я его узнаю? Кэсси улыбнулась:
– Поверь, ты не захочешь слушать мое пение. Мне медведь на ухо наступил.
– Правда? – Он устроился поудобнее рядом с ней, подложив одну руку под голову. – В это трудно поверить. У тебя такой мелодичный голос.
– Должно быть, это наследственное. Поверь, я не могу напеть даже детскую песенку.
Кэсси не помнила, когда он успел натянуть одеяла на них обоих, но ее это порадовало. Не то чтобы она смущалась, но все-таки ей было немного неловко лежать рядом с ним голой.
Немного? Это было мягко сказано.
Удивительная все-таки вещь – страсть. Неудивительно, что о ней написаны целые тома. Впервые в жизни Кэсси поняла, что имеют в виду люди, когда говорят, что страсть лишает их разума.
– Кэсси?
Она вздрогнула и посмотрела на него.
– А?
– Ты как будто куда-то ушла. Где ты была?
Кэсси подумала, что у нее, наверное, горят уши, выдавая ее с головой. Ей пришлось откашляться.
– Нигде я не была. Который час?
Он заглянул на тумбочку через ее плечо.
– Двенадцатый час.
– Мне надо вывести Макса погулять.
– Я сам его выведу. Позже. – Бен наклонился и поцеловал ее глубоким и долгим поцелуем.
К тому времени, как он оторвался от ее губ, руки Кэсси уже крепко обвивались вокруг его шеи. Откуда взялись эти дурацкие одеяла? Она хотела, чтобы они немедленно исчезли куда-нибудь.
Похоже, Бена посетила та же мысль. Он откинул одеяла и простыню, открывая взгляду обнаженное тело Кэсси. Он не отрываясь смотрел на ее маленькие, смутно белеющие в полутьме груди, его рука нежно прикасалась к ним.
Кэсси приглушенно застонала. Она больше не владела собой. Ее тело каждой клеточкой отзывалось на самые легкие и беглые прикосновения его рук.
Ее глаза закрылись сами собой; кровать исчезла, а вместе с ней и комната, и дом. Весь мир. Остались только его теплые руки, ласкающие ее нагую плоть, вызывающие наслаждение, о котором она раньше даже помыслить не могла. Грудь у нее горела, в животе поселилась ноющая пустота, взывающая о насыщении, а когда его рука проникла ей между ног, она решила, что сейчас умрет.
Он ласкал ее с изощренным искусством опытного любовника, вызывая нарастающее желание, пока наконец она не поняла, что больше не выдержит ни минуты острого напряжения. Чувствуя себя закрученной до отказа пружиной, готовой вот-вот разжаться, Кэсси уже собралась было умолять его прекратить бесконечно затянувшуюся пытку, но смогла издать лишь беспомощный стон.