Материала для фильма более чем достаточно. Многие бывшие узники концлагерей могут дополнить все это деталями.
Сильвио проводил меня до аэродрома в Майне-на-Рейне.
— Ты, разумеется, во всем прав, — сказал я ему на прощание.
Он сунул мне в руку пачку сигарет:
— Я знал, что ты, старый идиот, все же возьмешься за это дело.
А когда я уже поднимался по трапу на борт самолета, он крикнул мне вдогонку:
— Сделай это лучше, чем я…
Вокруг «площади Эйзенхауэра»
Лондон и через два месяца после окончания войны был похож на выздоравливающего тяжелобольного, на катер после урагана или на боксера после очень тяжелого боя. Слишком много было разрушено и еще не восстановлено. Дома, заводы… и мораль!
То, что произошло с людьми, бросалось в глаза не меньше, чем руины.
В апреле 1944 года, когда мы прибыли из Америки, случаи подпольной торговли маслом и бензином были редкостью. Сейчас же из-под полы торговали чем попало. Всех охватил своеобразный азарт: торговали американскими продуктами из столовых, бензином, парижским дамским бельем и расческами. Девушки и женщины, которые в течение долгих лет хранили верность своим суженым, вдруг в мгновение ока становились жертвами какого-нибудь американского сержанта за несколько пар нейлоновых чулок. И хотя теперь не было никакой блокады, товары совершенно неожиданно исчезали из продажи и перекочевывали под прилавок, возрастая в цене.
На станциях метро все еще красовались двухъярусные нары, установленные в дни блицкрига. И все еще каждый вечер люди со своими одеялами и карманными фонариками шли туда переспать ночь. Значит, у всех этих скитальцев дома разрушены бомбардировкой? Кондуктор, однако, объяснил мне, что многие просто-напросто отвыкли спать дома. Да к тому же вдруг немцы вернутся?
Лондонцы охотно рассказывали об обстрелах «Фау-1» или о том, как они тушили пожары. Однако красноречивее всех рассказов был вид разрушенных зданий.
По центральным улицам прохаживались военные в хорошо отутюженной летной форме, украшенной медалями. В такси проносились матросы со своими девочками.
Ночные бары были забиты до отказа. Все свидетельствовало о победе. Совсем другую картину, однако, можно было увидеть возле руин. Бледные, худые ребятишки играли с заржавленными железками, а женщины и дети постарше отправлялись с ведрами куда-нибудь за водой.
Местность вокруг площади Гросвенор наши солдаты прозвали площадью Эйзенхауэра. Здесь расположились американцы. Жителям трехэтажных домов на соседних улицах надолго пришлось покинуть свои квартиры. Американская оккупационная машина росла день ото дня. Повсюду стояли зеленые лимузины, сновали офицеры с тремя, а то и с четырьмя рядами орденских планок. Я невольно вспомнил реплику одного мэра из Нормандии: «Все как в оперетте!»