Ровно в половине двенадцатого я дал знак Фулбрайту, и он опустил мембрану на пластинку. Тихо зазвучала мелодия Брамса — это были наши позывные. Через несколько секунд я дотронулся до плеча Сильвио. Хрипловатым астматическим голосом он начал читать:
— Внимание, внимание! Говорит радиостанция «1212»! Говорит радиостанция «1212»! Прослушайте сводку новостей.
Я коснулся плеча Едике. Его квакающий, бесстрастный голос зазвучал на редкость сухо.
«Части 236-й дивизии с боями отошли в направлении Отвейлера. Части четвертой американской танковой дивизии, перерезав железнодорожную линию в районе Саарлаутена, успешно продвигаются в восточном направлении…»
Наши сообщения были официально-скупы. Ни одно слово не выдавало, по какую сторону фронта находится диктор. Не было напыщенных фраз, которыми обычно пестрели сводки Верховного главнокомандования вермахта. Не было ни ликования по поводу удачного контрудара, ни умалчивания при отступлении. Мы избегали таких выражений, как «непреклонная воля к победе» или же «в результате удачного десантирования на заранее подготовленные позиции». Названия населенных пунктов, подразделений, родов войск — все перечислялось по-деловому!
Я раза два отважился взглянуть на сидевших в студии. Перед каждым лежал текст. Полковник прикрыл глаза правой рукой. Шонесси подпирал голову ладонями. Сильвио сосал свою погасшую трубку (полковник категорически запретил курить в студии!). Все трое напомнили мне китайских мартышек, которые были любимым талисманом у американцев.
Передача закончилась через двадцать минут. Трижды мы прерывали передачу небольшими музыкальными заставками из Брамса. Невозмутимым, спокойным голосом Сильвио закончил передачу. Воцарилась полная тишина.
Шонесси открыл дверь студии и сказал:
— О'кей, бой. На сегодня все.
Полковника теперь больше всего интересовало, сможет ли мадам Бишет приготовить нам хороший грог.
Я пошел к нашим операторам, которые записывали передачу. Мне хотелось послушать, как она получилась. Англичанин последовал за мной. Несколько бесцеремонно отстранив меня, он первым вошел в крохотное помещение. Два англичанина сразу же вскочили, чтобы отдать ему честь. В английской армии на субординацию обращают больше внимания, чем мы, небрежные американцы! Капитан второго ранга скомандовал: «Вольно» — и сел на кровать дрезденца.
Передача была записана почти безо всяких помех. Только голос Сильвио звучал слишком интимно и подчеркнуто эмоционально.
Его голос показался мне слишком неподходящим для того, чтобы читать такие тексты. Совершенно по-другому звучал голос Едике. Это был прирожденный диктор, который мог совершенно бесстрастным тоном сообщить о взрыве Фау-1, о гибели двух летающих крепостей или об уничтожении четырехсот двенадцати солдат в рукопашном бою.