На нас нацеливается множество стволов, пальцы подрагивают на спусковых крючках. Мы принимаемся ковылять и запеваем. Вскоре паломники бросаются на колени. Языки наши набухают кровью, сердце гулко стучит и, против нашей воли, костыли выпадают у нас из рук. Появляется плотная молочно-белая девушка с длинными светлыми волосами. От нее исходит запах, как от цветов табака, но еще более одуряющий. Она полностью обнажена. Голубизна ее глаз настолько пронзительна, что у нас перехватывает дыхание. Кудрявые волоски на ее лобке — стая желтоватых жуков — сверкают над перламутровыми нижними губками, покрытыми каплями росы, где, словно в крошечных зеркалах, отражаются наши очарованные лица. Это Дева. Она держит на руках, прижимая к сердцу, деревянную статую размером с младенца, изображающую Генерала. Груди святой ярко сверкают. Паломники сгрудились вокруг этого источника света, похожие на ночных бабочек, когда те, ослепленные, стукаются о стекло фонаря. Старик забывает о нас. С жадностью оголодавшего человека он берет грудь и сосет, насыщаясь. Облизнувшись, он поднимается, отбрасывает костыли и пускается в пляс, в то время как слепой пытается на ощупь найти сосок, корчась от жажды. Старик кричит в экстазе: «Глядите! Я больше не хромаю! Святое молоко меня омолодило! Я теперь восемнадцатилетний! Чудо! Чудо!» На наш взгляд, он остался все тем же стариком. Уступая место невероятному существу, одетому пожарным, с картонными крыльями, на которых трепещут криво обрезанные шелковые ленты, слепой пляшет и кричит: «Благословенное молоко! Ко мне вернулось зрение! Я вижу!» Мы хватаем его за руки, заставляем обернуться к нам.
— Скажи, какого цвета твоя шляпа?
— Черного!
— А твоя кожа?
— Черного!
— А море?
— Тоже черного! Небо черное, Анды черные, дорога черная! Чего вы спрашиваете? Ослепли?
Он вырывается из наших рук и, подпрыгивая, бежит мимо очереди из паломников, изгибающейся так, что она образует лабиринт. Все сдерживают нетерпение. Всякий раз, когда кто-то сосет грудь, он вскрикивает: «Чудо!» Проститутки с простуженно-трубным голосом утверждают, что у них влагалище стало еще глубже и предлагают каждому сунуть туда палец, чтобы убедиться. Прокаженные, все так же полусгнившие, уверяют, будто возродились к нормальной жизни, толпы алкоголиков считают, что молоко очистило их отравленную кровь. Дева поворачивается с медлительностью, умноженной людским безумием, и смотрит в нашу сторону. Кажется, что от сияния ее голубых глаз раскалываются стекла в наших очках. От ее голоса по ступням пробегают мурашки.