– Ты наверняка много размышлял о смысле этой миссии. Поделись! Как бы ни был я любопытен, у меня слишком мало информации, я Серых хроник не читал даже в копии. Почему мы?
– Не знаю. Правда, Илем, не знаю. Только предположения. И о выборе определенных людей, и о высшей цели… Некоторые ученые мужи считают, что в каждом из вас есть хоть капля крови тех, кто прошел этот путь впервые, для того чтобы искупить грехи мира. Теперь можешь смеяться.
– Не свои? – засмеялся Илем. – Чужие? Что за чушь? Как я могу искупить грехи мира? Пожертвовав собой ради его спасения?
– Необязательно жертвовать. Я надеюсь довести вас всех. У меня приличный опыт, я умею выбирать необычные маршруты, находить способы уйти от преследования… Да и драться умею не хуже, чем Кай или Ори.
– Ну еще бы! Ты не боишься смерти. Она тебя избегает.
– Я тоже не боюсь, – обиделся Ори. – Орк в бою ничего не боится. Не понимаешь, так молчи.
– Илем, твои предположения ничем от моих не отличаются, – вздохнул Франк. – Несмотря на опыт и информацию. То есть точно я знаю всего две вещи: дружная команда куда более вероятно пройдет пусть без потерь и я должен довести всех живыми. Все. У нас – дружная, несмотря на твой омерзительный характер.
– Я защищаю себя, а не мир, – пожал плечами Илем и добавил, покосившись на Кая: – У меня душа вора, а не дракона. И мне ничуточки не стыдно. Я вообще не знаю, что это такое.
Кай молча улыбнулся, а Диль улыбку подавил. Все бы так защищали себя, глядишь, зло не накопилось бы в таком количестве, что начало притягивать иное зло…
Это было слишком сложно и в то же время слишком просто. Будто мало того, что люди способны натворить сами.
Ванрелла была спокойным и мирным королевством. Войн не было почти сто лет, не вспыхивали мятежи, не так чтоб много было и разного рода лихих людей. Упорядоченность и уважительность, которые Франк называл мудреным словом «структурированность», удерживали ванрельцев от конфликтов. Наказания были суровыми, но справедливыми и никогда не бессмысленно жестокими. Ворам, например, рук не рубили, отправляли на работы, причем не только каторжные, не только шахты и рудники. Осужденные трудились и на очистных сооружениях, на строительстве, но, конечно, на тяжелой и грязной работе. Убийц казнили, иногда публично, но не так, как например, в Гидине, где казни длились чуть не час, а публика посещала их охотнее, чем цирк. В Ванрелле преступников просто вешали, благородным, если они заслуживали смерти, отрубали головы. В Ванрелле каждый знал свое место, и Диль не понимал, почему это раздражает Франка. Что значит – отсутствие свободы? Сын каменщика смог стать акробатом, и никто ему не помешал. Никто не мешал сыну сапожника работать плотником. Просто куда разумнее наследовать отцовское дело, потому что никто лучше отца не научит. Диль даже мальчишкой смыслил в строительстве больше иного взрослого, знал, как надо класть камни, как пользоваться отвесом, сколько раствора требуется для ракушняка, а сколько для известняка, причем знания не были пустыми: он сам складывал небольшой загончик для гусей. Кривовато, конечно, получилось, но получилось же, а ведь ему в ту пору было всего тринадцать и он уже влюбился в запах арены.