— Так ведь Колька хотел ехать в Италию! — с удивлением воскликнул я. — Значит, в Польше они встретятся со Стефаном. Ну, он им там покажет, какой он капо.
— А пану хорунжему сломали тумбочку, фотоаппарат забрали и деньги. Ох, боже, боже… Да мне подложили…
— Не ври, не ври, паршивый Цыган, не то опять тебе морду набью… Ты сам стащил деньги. Подглядел, как отец прятал, — отозвался снизу сын хорунжего. Аж койка заскрипела от возмущения.
— О, вам удалось вернуться? — любезно порадовался я. — А папочка о вас беспокоился.
— Пусть папочка о себе беспокоится, если он такой дурак, чтоб драться, — пробурчал сын хорунжего. — Я сам выкручусь. Я дураком не буду, с эшелоном в Польшу не поеду, — презрительно добавил он.
— Вы что-то раздобыли?
— Да, раздобыл, — ответил он, — только не барана. Кое-что получше барана. Вот послушайте. — Он покопошился, и из темноты раздался возмущенный женский визг. — Немочку приобрел. Протащил через дыру. Знакомые ковбои стояли в карауле.
— Ну, и везет же вам! — вздохнул я с завистью.
— Могли б и вы ухватить, кабы походили. А вы только с книгами все да с книгами. Само ничего не придет. Тут важно сегодня успеть.
— А завтра? Когда в эшелон погонят?
— Про завтрашний день будем толковать завтра, — последнее слово потонуло в хриплой зевоте. — Ребята не дадутся.
— Вы так думаете?
— Они уже к обороне готовятся, — убежденно заверил он. — Там, — он махнул рукой в сторону освещенного ракетами двора, — «Грюнвальд» устраивают. Но мы устроим еще лучший «Грюнвальд». У ребят браунингов — ого-го сколько! А гранат, а винтовок, а автоматов! Что ж, по-вашему, у них только ракетницы для «Грюнвальда»? Как поставят пару пулеметов на крыше да как жахнут… Неужто «океи» не побегут?
Он приподнялся в кровати, будто желая встать. Но только укутал женщину одеялом по самую гривку светлых, пушистых волос, со вздохом упал на постель и сунул руку под одеяло.
Небо играло всеми цветами. Фонтаны ракетных огней плыли по воздуху, опадали раскаленными каплями на дно мрака, разбрызгивались по небу. Красные крыши казарм жутко переливались разными цветами на фоне неподвижного неба, которое то и дело словно пропитывалось темно-синим соком.
— «Грюнвальд» устраивают, — сказал я, обращаясь к сыну хорунжего. — И завтра должны были повторить. Смотри, как бы утром ее не нашли, жалко будет.
— Подумаешь, великая беда! — голос у него слегка дрожал, будто он запыхался. — И пусть ее схватят. Нужна она мне будет, что ли? А может, пойду с ней к ребятам и засядем на крыше. Там есть такие закоулки, сам черт не найдет. А закончится операция, мы выйдем, и прощай, до следующей встречи!