— А откуда я мог знать? — сказал наборщик Ковальский. — Ведь объявление висело на столбе.
Все замолчали. Под потолком горела тусклая лампочка. Мы сидели на двух порванных тюфяках. В углу под окном, положив голову на колени, сидел служащий Шрайер с Мокотовской, две дочки которого ходили в нелегальную гимназию. Уши у него оттопырились еще больше. «Гестаповец» Матуля, который ходил на реквизиции, сидел спиной к дверям и заслонял разложенные на тюфяке карты. На другом тюфяке сидел Ковальский, наборщик с Беднарской, который покупал оттоманку в подпольной типографии. Рядом с ним сидел мальчик, который писал мелом на стене, и читал Библию. Козера, контрабандист с Малкини, ходил от тюфяков к двери и обратно.
Дверь была низкая и черная, со множеством нацарапанных на ней имен и дат. За черной решеткой разбитого окна блестела рыжая крыша кухни и светлело фиолетовое небо. Ниже была стена. На стене вышки с пулеметами.
Дальше за стеной были обезлюдевшие дома гетто с пустыми окнами, из которых вылетали перья вспоротых подушек и перин.
Служащий Шрайер поднял голову и посмотрел на мальчика с Библией.
Мальчик продолжал читать, низко склонившись над книгой.
В коридоре послышались шаги. Зазвякали металлические плиты, покрывающие пол. Захлопали двери камер.
— Наконец приехали, — сказал наборщик Ковальский, настороженно прислушивающийся вместе с Шрайером.
— Интересно, сколько новых.
— Этого товара всегда хватает. Контрабандой его перевозить не надо. Сам придет, — сказал Козера, контрабандист с Малкини.
— Хоть расскажут, что слышно на воле, — сказал Матуля, который ходил на реквизиции и ожидал смертного приговора.
— Вот вы были на той воле еще две недели назад, — сказал служащий Шрайер. — Ну и много вы знали, что там слышно?
— А теперь я не знаю, буду ли жив через две недели, — ответил Матуля.
— Так зачем тебе знать, что слышно? И так крышка, и так крышка, разве нет? — сказал Козера.
— А если война скоро кончится, может, и не крышка?
— Польский суд тоже поставил бы тебя к стенке за грабеж, — сказал наборщик Ковальский.
— А тебе даст Крест Заслуги за то, что ты покупал оттоманку.
Дверь в камеру открылась. Вошел Млавский, ездивший на допрос. Дверь за ним захлопнулась.
— Как вы здесь, ребята? — спросил он. — Ну и натерпелся я сегодня страху. Думал, останусь на ночь. Мы приехали второй машиной.
— Деревья уже, наверно, цветут, да? Люди как ни в чем не бывало ходят по улицам? Да? — спросил я, вертя в руках карты.
— Ты что, сам не видел, когда ехал? Живут люди, живут.
— Вот суп. — Наборщик Ковальский подал Млавскому миску с ужином. — Обед твой мы съели.