Эгиль вышла одной из последних и, пока протиснулась сквозь толпу до Сурта, пропустила самое начало шумной перепалки.
— Что происходит?! — спросила она толмача, дергая его за локоть.
Вместо Сурта ей ответил Веланд, азартно лузгающий тыквенные семечки:
— Пришел на двор бурдюк какой-то горластый, весь в бронях, требует вернуть ему невольных, которых здешние стражи отобрали на дороге из его каравана. Видать, все делали по местному закону. В земле Квельдульва рабов не терпят и невольными людьми торговать запрещают. А этот от злобы пухнет, товар-то потерян, вот и задирается. Посмотрим, чем дело кончится.
Ирмек внимательно окинул взглядом немногочисленный отряд у ворот и, спокойно зевнув, обратился к Доке, но так, чтобы все слышали:
— Сам справишься? Или помощь нужна?
— Сказал же: выпру взашей дураков — значит выпру.
Все дружинники, кроме купца, тут же кинулись в бой, обнажая мечи. Эгиль заметила, что стрелок только откинул от себя подальше короткое копье и встал вполоборота к нападавшим, широко расставив ноги. Веланд откатил ногой из дровника березовую чурку и встал на нее, придерживаясь за опору навеса. Кари и Сурт просочились в первые ряды зевак, сама Эгиль прекрасно видела развернувшееся побоище, поднявшись на верхнюю ступеньку крыльца.
Первого нападавшего Дока встретил сильным ударом ноги в область живота. От такого увесистого пинка дружинник свернулся в клубок, отлетев назад. Падая, он зацепил товарищей, но те не стали задерживаться и продолжили наступать. Короткий меч второго просвистел в опасной близости от плеча десятника, но тот, похоже, был в себе уверен и ловко ушел в сторону, перехватывая руку нападавшего. Двигаясь вместе с ним, словно бы в танце, снес его же щитом третьего и четвертого. Сильным ударом локтя в переносицу вырубил очередного, встретив на бегу, а того, которого держал, оттолкнул от себя, удерживая за руку с мечом, сильно саданув коленом в сгиб локтя, вывернул кисть ратника наискось, заваливая бугая на землю.
Эгиль завороженно смотрела на непринужденные и свободные движения стрелка. Он был безоружен, почти без доспехов, лишь в легкой кольчуге и кожаном подшлемнике, но это ему не мешало отбрасывать от себя нападавших тяжелых ратников как докучливых подростков. Драка казалась совершенно несерьезной. Стрелок так умело двигался и использовал самих врагов в качестве живого щита или оружия, что любая атака проваливалась, так и не начавшись. Он их будто бы поучал, как терпеливый наставник поучает нерадивых учеников, развешивая по упрямым затылкам увесистые оплеухи. Заламывал им руки, выворачивал кисти; увертывался с такой легкостью и проворством, что у запыхавшихся дружинников боярина вовсе не оставалось шанса на успех. Довольный происходящим, Ирмек стоял чуть поодаль, уперев руки в бока, внимательно наблюдая за откровенно потешной сварой. Лишь толстопузый купец был вне себя от бессильного гнева. Когда все семеро его спутников оказались на земле, корчась от боли, отхаркиваясь кровавыми соплями, он сам ринулся в атаку, взметнув над головой тяжелую булаву. Завидя нападавшего, стрелок, стоя на месте, только ударил ногой по кромке лежащего под ногами щита, от чего тот подлетел вверх. Перехватив его на лету обеими руками, Дока укрылся за ним, подставляясь под удар булавы, а сам резко присел, выставив вперед одну ногу. Сильный удар тяжелым сапогом в голень свалил толстопузого драчуна наземь, как подрубленное дерево. Сам стрелок откинул щит и отпрыгнул в сторону. Взвыв от боли, толстяк шваркнулся мордой в грязь и прокатился на пузе до навозной кучи, где и затих, боясь подняться посрамленным на виду у стольких, захлебывающихся от смеха зевак.