— Кто это?— спросил он у администраторши, показывая на меня.
— Хи-хи! Ха-ха! Твоя любовница, ха-ха! — Администраторша зашлась идиотским смехом.
Существо, которое я определила как мужчину, тоже противно заблеяло. Терять мне было нечего.
— У человека, которого я люблю, завтра помолвка, а я хочу... запомниться!
Парень перестал блеять как козел, улыбнулся и вдруг неожиданно мне подмигнул.
— Запомниться? Вам, мисс, это сделать проще простого. Вы неповторимы! Пошли, любовница.
— Но, Доди, — встрепенулась как сторожевая собака администраторша, — сейчас к вам придет леди Эндвилл!
— Не придет. Она только что звонила и отменила свой визит.
Меня усадили в кресло. Кроме знаменитого Доди здесь были еще три его помощницы — молоденькие девицы в накрахмаленных белых коротеньких халатиках. Они хлопотали вокруг меня: сначала повязали пеньюар, потом стали поднимать и опускать волосы. Доди в этот момент то отходил на несколько шагов от меня, то снова приближался. Через некоторое время он бодро возвестил:
— Все, нашел! Ножницы!
— Но послушайте... — попыталась я протестовать.
— Завяжите ей рот. Не хочу тратить силы на пустые препирательства.
— Нет-нет, я молчу, — быстренько смирилась я с тем образом самой себя, который возник в творческом воображении мастера. — Я не умею дышать носом.
— То-то! Издадите еще звук — придется научиться.
Мне показалось, что Доди не шутит. Я закрыла глаза. Процедура длилась долго. Меня стригли, мазали, мыли, сушили, потом опять мазали, завязывали мою голову в пленку, развязывали, натягивали шапочку, стягивали, мыли, сушили. Наконец мне велено было открыть глаза.
Я взглянула на себя в зеркало и ахнула. То, что я там увидела, даже отдаленно не напоминало меня. Из зеркала смотрела коротко-прекоротко постриженная девица с очень светлыми, почти белыми волосами, среди которых всполохами мелькали яркие пряди рыжего цвета.
Сердце екнуло. Мои роскошные волосы, единственное мое украшение, пали жертвой безумного Доди. А леди Уэбстер утверждала, что он гений! Да уж, запомнюсь я на завтрашней помолвке — не только Роберту, но и всем присутствующим — надолго. Общипанный воробей, пожелавший превратиться в прекрасного лебедя! Что ж, гордыня и обуявшее меня подленькое стремление разорвать помолвку Роберта и — что греха таить, надо признаваться до конца — самой занять место ненавистной Ширли сделали свое дело. Я наказана. И поделом.
Но что это? Незнакомка, смотревшая на меня из зеркала, мне нравилась. У нее была длинная, красивая шея, до этого момента начисто у меня отсутствовавшая. Мои глаза неопределенного серо-голубого цвета превратились в темно-синие, а кожа лица, загоревшая под ярким южным солнцем, напоминала персик. Воробей действительно превратился в прекрасного лебедя. Вот тебе и странный гений Доди!